Коллектив авторов - Поляна №4 (6), ноябрь 2013
Иван искал в ее глазах лукавство, но не находил, напротив, сам испытывал необычайную легкость.
Не прошло и часа, как он рассказал ей все и предложил поселиться в его квартире.
– Я заплачу, – серьезно пообещала она.
– Мне ничего не нужно, – стал отказываться Иван.
– Нет, я так не могу, – возразила Эльга. – Я всегда за все плачу.
Иван был счастлив. Иногда правда, ему казалось, что Эльга была похожа на тот ночной призрак… От этого его сладко пронзало искристой жутью. Мысль о том, что вокруг него ведется какая-то тайная потусторонняя игра, была как солнце, к которому гибельно приближаться, но в чьих лучах необыкновенно приятно нежиться на расстоянии.
8
К утру дождь прекратился. Иван проснулся от холода и выбрался из палатки. Весь лагерь заволокло густым туманом, солнце едва показалось над лесом, сверкала росистая трава, прозрачный пар стелился над лугом. Все еще спало.
На пригорке собралась группа из десяти человек. Иван издали узнал знакомую клетчатую рубаху.
– А, Иван! – взмахнул руками Аполлинарий. – Присоединяйтесь! Только вы без пары… Ну, ничего. Не переживайте… – Он расстелил коврик и уселся лицом к восходящему солнцу. – Делаем резкий вдох и плавный выдох… А теперь, – продолжал Аполлинарий, – пусть кто-то один из каждой пары ложится на спину и начинает дышать вот так. – Он задышал, как запыхавшаяся собака, которой вздумалось зачем-то дышать через нос.
«Пыхтелка какая-то», – подумал Иван.
Через несколько минут такого пыхтения руки и пальцы дышавших стали сводить судороги. Одна дама начала биться спиной о землю, словно ее тело взбесилось. Руки, ноги, туловище, голова – двигались в разных ритмах, правая рука грозила кому-то в небе, а левая нога давила что-то на земле.
– Скорее сюда! – позвали от другой пары. – Ей плохо…
Когда Аполлинарий подбежал, глаза девушки были широко распахнуты, а на бледных губах выступила пена. Аполлинарий прижал ее ладонью к земле, надавив на солнечное сплетение. Она вцепилась в его руку, как утопающий хватается за канат, судорожно и глубоко вдохнула и пришла в себя.
С остальными было не лучше. Одна девица мяукала, другая твердила, что ей где-то там хорошо и она никогда больше сюда не вернется. Всех их Аполлинарий вернул к обычному виду, заставил сесть и несколько минут дышать ровно.
– Чувствуете легкость? – спрашивал Аполлинарий.
Оказалось, что все чувствовали.
– Тогда меняйтесь. – Он подошел к Ивану. – А вы не хотите попробовать? Здорово освобождает от зажимов, как ЛСД, только без всякой химии.
Иван лег на спину и начал дышать. Ничего не происходило, пока сотни иголочек не стали легонько покалывать мозг, тьма сгустилась, и память его растаяла…
9
Иван медленно плыл над песчаным устланным мелкими разноцветными камушками дном, без усилий прорезая толщу воды гибким телом. Он глубоко и свободно дышал, а главное, мог с одинаковой ясностью видеть левым и правым глазом абсолютно разные картины, что было совершенно необычно и удивительно. Справа он видел бетонную стену, заросшую зеленой тиной, а слева – уходившие корнями в темноту, странные, похожие на осоку растения и несколько маленьких серебряных рыбок, плавающих неподалеку.
Вдруг огромная, словно кит, рыбина стремительно вынырнула из темноты и, разверзнув ужасную пасть, мгновенно поглотила всех блестящих рыбок, затем кинулась на Ивана, но промахнулась и умчалась прочь, замутив бурлящую воду.
Холодея от ужаса, Иван что есть сил бросился в самую гущу водорослей, где его ждало еще одно чудовищное потрясение. Желая ощупать себя руками, он с отчаянием обнаружил, что как раз они-то у него и отсутствовали. Дернув, как ему показалось, ногами и, изогнувшись всем телом, он скосил глаза и увидел позади себя блестящий рыбий хвост. «Я – рыба!» – догадался он, едва ли не теряя сознание.
«Так! – немного успокоившись, размышлял Иван. – Или это гипноз, что вполне возможно, или я сошел с ума. Интересно, сходят ли рыбы с ума? Возможно, что маленькие рыбки, такие, как я, могут свихнуться хотя бы от страха. Ну а хищные? Безумны, так как едят себе подобных! – Мысли Ивана потекли в философском русле. – Маленькие думают так: большие тоже были когда-то маленькими и, попадись они нам сейчас, съели бы их мы, а не наоборот. Выросли они благодаря тому, что однажды хорошо покушали, а значит, если нам повезет и мы съедим кого-то, неважно кого, то вырастем и станем большими. Все имеют равные возможности! Свобода выбора – сожрать или быть сожранным!.. Но позвольте! Какой же тогда напрашивается вывод? – Иван замер и будь у него рука, а на ней указательный палец, поднял бы его вверх. – Все рыбы безумны!»
Какой-то белый шарик, заманчиво прыгающий вверх-вниз, привлек его внимание. Иван подплыл ближе и увидел обыкновенную манку, насажанную на рыболовный крючок.
«Нет уж, дудки! – спохватился он, отплывая прочь. – Лучше уж быть маленькой рыбкой и плавать в этой пропахшей мазутом воде, чем жариться на сковороде или вариться в кастрюльке. Подумать только, ведь я сам не далее, как этим летом собственноручно ловил окуней!»
Внезапно гигантская черная тень метнулась слева, накрыла его целиком, втянула куда-то, где мелькнули огромные кривые зубы, и не успел Иван икнуть, как наступила тьма, и он опять провалился в бездонный черный колодец.
Через секунду Иван, быстро перебирая лапками, бежал по крашенному дощатому полу мимо огромного как дом стула. Он пересек полосы лунного света, отбрасываемые от окна, пронесся наискось через большую темную комнату, юркнул в угол и затаился под веником.
«Час от часу не легче, – вздохнул он. – Теперь я мышь… Похоже, что мышь… Ну не крыса же? – Иван встал на задние лапки, передними ощупав свои зубы. – Нет. Точно не крыса».
Дом был деревенский. В просторной комнате вдоль бревенчатых стен стояли две пружинные кровати, платяной шкаф, громоздкий, неуклюжий комод, стол и два стула. Из-за неприкрытой двери раздавался пугающий храп. Каждое следующее замысловатое переплетение чудовищных звуков обладало собственным непередаваемым оттенком и колоритом.
Но что значит страх перед нежным, пьянящим, едва различимым ароматом сыра?! Иван принюхался и безошибочно определил: «Российский!».
«Конечно! – обиделся Иван. – Бедным мышам негде купить продуктов. У них нет холодильников, чтобы открыть их и достать оттуда курицу или колбасу».
Большущий черный таракан вдруг вынырнул из-под веника и, очертя голову, понесся куда-то в темноту.
«Фу, какая гадость! – Ивана передернуло. – Хорошо, что хоть я не такой, как он. Все же я теплокровный, и вообще, по сравнению с ним я – человек!»
Стремительно перебравшись через порог, Иван шмыгнул за дверь. Храп разносился из дальнего угла, и оттуда же шел манящий дух сыра.
Мышеловка стояла у самой кровати возле тапочек.
«Вот уж шарахнет, так шарахнет, – подумал Иван, осматривая могучую пружину. – Быстро и без мучений».
Сыр манил, словно умолял съесть его немедленно, по-свински и без остатка.
«Что же это, в конце концов, получается? – размышлял, борясь с искушением, Иван. – Сначала морят голодом, а потом подсовывают какие-то мышеловки! Вот мерси!»
Была перспектива осторожно обгрызть сыр по краям, стараясь не задеть механизм, что было очень рискованно… Вдруг Ивана осенило. Он метнулся обратно за порог, подбежал к венику, с трудом перегрыз одну горькую соломину и, зажав ее зубами, поволок к мышеловке. Ткнув ее одним концом в сыр, он вцепился в другой и двинул соломину вперед. Сыр тронулся с места, раздался страшный треск, мышеловка подскочила, перевернулась в воздухе и с грохотом плюхнулась на пол. На кровати заворочались, храп прекратился. Прижавшись к полу, Иван искал глазами то, ради чего рисковал. Ломтик сыра лежал неподалеку. Подбежав, Иван обнюхал его, зажмурился и вонзил зубы в черствый кусок заплесневелого сыра.
О, наслаждение! О, эти маленькие мышиные радости! Что понимают люди, перемалывая каждый день килограммы отменных деликатесов? Они не знают этого нежного вкуса, жадного упоения засохшей коркой сыра, которая есть все – рождение, жизнь и смерть… Поистине, жалкий род!
Кровать качнулась, что-то мягко скользнуло на пол, Иван рванулся в сторону, но стальные кошачьи зубы сомкнулись на его шее, прижали к полу, сверху пахнуло жаром, раздался хруст, и с головокружительной быстротой Иван кубарем полетел в преисподнюю.
«Зря сожрал сыр», – мелькнуло в его в голове.
Но к своему удивлению он парил над заросшим камышами водоемом, а из его горла, оглашая окрестности, вырывался ликующий крик.
У самой поверхности он часто замахал крыльями, выставил вперед мощную грудь, выгнул длинную белую шею и коснулся воды.
Мог ли сказать Иван, о чем были его мысли в этот момент? Нет, не мог! Потому что никаких мыслей у него не было!
Упоительный восторг охватил все его существо, ощущение блаженства разлилось по всему телу, словно волны электричества пробегали от кончика хвоста до самой макушки.