Коллектив авторов - Граница не знает покоя
Чуть заметно забрезжил рассвет. Впереди возникли из мглы очертания гор. Близкие деревья и кустарники потускнели, меняя расцветку. Ночь раздвигала свою пелену медленно, нехотя, но все же с каждой минутой становилось все светлее.
Через полчаса на склоне дальнего холма на какой—то миг появилась и тут же исчезла темная точка. Пот заливал Гордееву глаза, он зачерпнул на бегу горсть снега, потер лицо и, не отрываясь, смотрел в серую даль, пока не заметил еще раз шевелящееся пятнышко. И как будто прибавилось сил.
«Врешь, ты тоже устал. Врешь, не уйдешь!» — подумал Гордеев, взглянул на часы и заволновался. Было без двадцати восемь. Ровно в девять скорый пассажирский подойдет к небольшой, затерявшейся в предгорье Карпат железнодорожной станции, остановится на две минуты и умчится дальше, вглубь страны. Двух минут достаточно, чтобы вскочить в вагон, затеряться среди десятков людей и исчезнуть надолго. Нарушитель хорошо знал, куда идет.
Старшина остановился. Быстро сбросив маскхалат вместе с шинелью, отшвырнул в сторону. Тело стало легким, невесомым. И тотчас же мороз пополз под гимнастерку, уколов тысячами игл влажную спину, разгоряченную грудь. Но расстояние между ними сокращалось. Гордеев уже видел того, за кем шел по следу. Тоже высокий, в защитной ватной куртке, беглец несколько раз появлялся между жидкими деревьями и бежал дальше, оглядываясь, как и Гордеев — проваливаясь в снег, размахивая руками.
Сумка с гранатами и запасным диском больно толкала в бок, оттягивала плечо пудовой тяжестью. Старшина вынул одну гранату и бросил сумку в снег.
Зеленая куртка мелькала все ближе.
— Стой!..
Громкий окрик старшины повторился утроенным эхом. Прыжками понесся в сторону перепуганный заяц. Убегавший прибавил ходу, споткнулся, с головы его слетела шапка. Он не успел подхватить ее и бежал, пригибая круглую, лоснящуюся голову.
«А ты, оказывается, лысый, Вот ты какой!..— злорадно прошептал старшина, — Ну, погоди!»
Когда между ними осталось метров сто, лысый резко повернулся, выбросил вперед руку. Близко возле старшины пули вырвали из снега сухие фонтанчики. Гордеев залег. Нарушитель тоже упал и пополз, быстро работая локтями, извиваясь как ящерица. Короткой очередью старшина прижал его к земле, заставил не двигаться.
— Слушай, солдат,— не поднимая головы, крикнул лазутчик,— ложу семь тысяч сюда, под камень... А ты отстань. Слышишь? Отстань, говорю!
Гордеев не ответил.
Лысый взмахнул рукой, молниеносно, быстро. Взрыв гранаты потряс воздух. На пограничника посыпались куски мерзлой земли и снежная пыль, тонко свистнули над головой осколки, запахло гарью. Подняв голову, старшина увидел, как враг перебегал к кустам. Новой очередью Гордеев заставил лысого опять лечь в снег, а сам, подхватившись на ноги, ринулся вперед, на несколько шагов сократил расстояние.
Теперь их разделял только снежный сугроб. По одну сторону его, сжав зубы, в легенькой гимнастерке лежал старшина—сверхсрочник Геннадий Гордеев. По ту сторону сугроба притаился прибывший издалека матерый волк. Он уже понял, что этот полураздетый, коченеющий на холоде чернявый юноша с зелеными погонами на плечах, загнал его на скользкое, но волк не терял надежду спасти свою шкуру. Несколько раз он делал вид что хочет подняться и всякий раз покорно ложился, слыша стук автомата,
У себя дома, в лесах под Тюменью, Геннадий Гордеев с детства научился бить белку без промаха, точно, в глаз. Теперь он едва сдерживал себя, чтобы не поймать в разрез прицельной рамки обнаженную лысую голову и не нажать на спусковой крючок. Тогда все быстро закончилось бы, не стало бы ноющей боли в ногах, отошел бы жестокий холод, что сжимает грудь. Но мертвые не говорят, а к такому, как этот, что лежит напротив в куртке с чужого плеча, вопросов будет еще немало, в этом Гордеев не сомневался,
И все же старшина допустил ошибку, увлекся и разгадал маневр врага только тогда, когда лысый пошевелился опять, а автомат старшины только сухо щелкнул затвором. Патроны кончились.
Рука Гордеева потянулась к ремню, но тут же он вспомнил, что запасной диск остался далеко позади в снегу. Старшина почувствовал на холодном лбу горячую испарину. Он четко представил себе: рядом за сугробом ехидно, удовлетворенно улыбается лысый.
«Так вот ты каков, ты действительно волк!» — подумал Гордеев и отложил в сторону ненужный автомат. Подышал на негнущиеся пальцы, нащупал в кармане гранату.
А лысый, видно, догадывался, что ему уловка удалась. Он попытался ползти — пограничник не стрелял, осторожно приподнял голову — автоматной очереди не последовало. Старшина молчал.
Держа пистолет наготове, лазутчик медленно, упираясь левой рукой в снег, стал на колени. В ту же секунду что—то небольшое, темное вылетело из—за сугроба, ударилось о твердую снежную глыбу, покатилось лысому под ноги. Глаза его полезли на лоб, животный ужас сковал мозг: «граната!». Он нырнул головой в снег, обхватил его руками, ожидая вспышки, грохота взрыва, И вдруг кто—то тяжелый навалился на него сверху, сильные пальцы сдавили ему кисти рук, заломили за спину, вырвали холодный парабеллум. Лысый задохнулся, захрапел, дернулся всем телом. Резкая боль в суставах принудила его замереть неподвижно.
Гордеев скрутил врагу руки ремнем, положил его на бок. Тяжело дыша шагнул в сторону, поднял гранату, стер рукавом прилипший к ребристому металлу снег.
Лысый следил за движениями старшины взглядом сумасшедшего, И Гордеев не выдержал. Стуча зубами от холода, проговорил:
— Если из гранаты вынимают запал, она никогда не взрывается. Ясно?
Козлов поставил протертый вычищенный автомат в пирамиду рядом с автоматом Гордеева. Только что взошло солнце. Пробившись сквозь окно, лучи его заплясали ослепительными зайчиками на посветлевшей от смазки вороненой стали оружия.
Старшина замолчал, неторопливо вытер ветошью руки, искоса взглянул на солдата.
Тяжело ступая набухшими от влаги сапогами, Козлов отошел от пирамиды, присел на скамейку. Лицо молодого пограничника за ночь чуть осунулось, но глаза оживленно блестели. С нескрываемым восхищением он смотрел на Гордеева, все еще находясь под впечатлением его рассказа.
— Устал? — мягко спросил старшина. — Сначала тяжело, потом войдешь в норму. Такая, брат, наша служба.
— Да нет, я ничего... Я вот все думаю, товарищ старшина, каким образом тот нарушитель, усатый, оказался двойником начальника заставы. Странно... Или это случайность?
Гордеев согнал с лица улыбку, жестко сжал рот,
— Случайностей, Козлов, на границе не бывает. Оттуда,— он показал рукой в окно, где виднелись в утреннем тумане очертания пограничных вышек,— с той стороны по—видимому специально следили за нашим участком и не одни день. Воли наблюдение и за Марюшиным, изучали, как он одевается, как выглядит. Вот так и снарядили одного из диверсантов на манер начальника заставы. Кстати, усов убитый не носил, они у него были наклеены.