Виктор Алексеев - Соперник Византии

Святослав растерялся. Он решил, что волхв безусловно знает и об оставшемся на Оке войске, и о том, что истинной причиной его вторжения была добыча продуктов. И он сказал:

- Добро. Я не пойду дальше. Но каждые три десяти дней ты должен посылать мне по двадцать возов али саней говяды и дикого мяса и двадцать возов жита и другую снедь до самого прилета жаворонка или ледосплава.

Войско повернуло назад. Но вернулся на Оку князь с небольшой частью воев. Остальные во главе с опытным воеводой Претичем и с поднятыми на берег лодиями остались у Волги в земле буртасов.

В месяц Адар 965 года столица Хазарии, еврейская община, рахдониты и светская власть шумно отпраздновали праздник Пурим. Иосиф посетил свой гарем и оделил каждую наложницу дорогими подарками. Но на лице его застыла какая-то печать неуверенности и страха. Таким его никто никогда не видел. Ему казалось, что из-за каждого утла грозит страшная встреча непонятно с кем и непонятно когда. Он быстро оглядывался и так же быстро успокаивался. Даже свою дверь в кабинет он проверял часто, закрыта ли она. Иосиф сам не понимал, что происходит с ним, почему стройные логичные мысли вдруг прерывались и нарушались другими, совсем необычными и ненужными. Терялась нить связи, и приходилось возвращаться назад, к прежней, с чего он начинал думать. И когда он возвращался к первоначальной мысли и чуть только продолжал ее, как снова врывалась новая, совершенно посторонняя и глупая. Эту разбросанность или распадение мысли Иосиф пытался скрыть силой воли и твердым характером, когда пытался записать или начертать то, о чем он первоначально думал.

Если Господь Бог хочет наказать кого-то, то он прежде всего отнимает у него разум. Человек, обладающий быстрым, лукавым, стратегическим умом, не раз перехитривший своих противников, каким был Иосиф, вдруг оказался беспомощным в этой несложной игре, какую затеял молодой князь Святослав. И дело даже не в том, что задуманный поход его на Итиль через Волгу казался неожиданным, противоречащим логике степной воины, но не был оригинальным. Всего тридцать лет назад, уже в правление Иосифа, славяне таким же способом, через Волгу и Итиль, прошли в Хазарское море для грабежа и разбоя, а царь сам назначил им выкуп или дань за содействие. Следовательно, Иосиф должен был знать, что угроза со стороны Волги существует, однако пренебрег этим. Даже узнав, что Святослав воюет с вятичами и буртасами, данниками Хазарии, Иосиф не подумал о том, что надо укрепить свою столицу, а не бросать все силы на Саркел. Этот просчет, а вернее, нелепость или глупость подвели Иосифа. Когда ему сообщили, что лодии русов находятся на расстоянии трех дневных переходов от Итиля, Иосиф не поверил.

- Как? - воскликнул потрясенный царь.

Видимо, он надеялся, что Святослав увязнет в войне с вятичами, булгарами и буртасами, а он в это время ударит по Киеву. Тем более правитель Самкерца [75]  сообщил ему, что союз с ясами и косогами, готовыми участвовать в набеге на Русь, заключен. Но тут стало известно Иосифу, что гузы на левом берегу Волги вяжут и сколачивают огромные плоты, явно не для рыбалки. И вот пришло известие от самого Святослава - «Иду на вы!»

Возвращать войско из Саркела было поздно. Защищать Итиль малыми силами бесполезно. Куда уходить из Итиля? Мчаться в Саркел, Самандер или в Самкерц - вот конечная мысль перепуганного сообщением о близости русов Иосифа. В Самандер, где нет никакого войска, бессмысленно. В Саркел, где есть крепость и войско, - но если войско потерпит поражение, то это ловушка. Оттуда нет никакого выхода, только в лапы печенегов со всем богатством, которое накопила Хаза-рия за двести лет. Нет, только Самкерц, где стоит греческое судно, купленное рабби Хошмония у византийского еврея во времена добрых отношений с Византией. Оно и сейчас в неплохом состоянии, так как постоянно перевозит рабов в Кафу. Иосиф тут же приказал подготовить шесть повозок, которые были загружены сундуками с накопленными ценностями.

Коляски, запряженные цугом по две пары каждая, сопровождаемые пятьюстами воинами, мчали Иосифа и секретаря его, главного раввина Шлумиэля, к Черному морю, в Самкерц. Каждый по-своему переживал свое прощание с городом, и не только с ним. Прощались с хорошей жизнью, с родственниками и знакомыми, с устоявшимися привычками и заботами, в полной уверенности в том, что самое лучшее позади, а впереди трудный путь и неизвестность. Наконец Иосиф спросил:

- Равви, вы со мной в Испанию?

Равви удивленно и даже испуганно взглянул на Иосифа.

- Какая Испания, дорогой Иша? В моем-то преклонном возрасте. Мне бы сейчас довольно было бы немного мацы и теплый горшок.

- Не прибедняйтесь, равви. В ваших сундуках, видимо, не только теплый горшок, а горячий от золота.

- Ах, Иосиф, - покачал головой равви Шлумиэль, - как вы любите считать чужие деньги.

- Привык. Ну ладно.

Иосиф о чем-то задумался, а потом будто очнулся:

- Так о чем мы сейчас говорили, равви?

- Об Испании.

- Да, да, из письма Хаздаи-ибн-Шафрута ясно, что страна эта богатая, теплая, а еврейская община живет благополучно.

- Я не понимаю вас, Иша, - взволнованно сказал раввин, -откудау вас такая нелепая мысль об Испании. Неужто вы всерьез решили отправиться туда? На край света! Вы тоже не юноша. Да еще на судне, которому почти тридцать лет, приобретенном покойным уже рабби Хошманаи, правда, за ваши деньги.

- Это судно строили для императора Романа, но оно ему чем-то не понравилось. Помните, в позапрошлое лето я был в Самкерце и плавал на нем до самой Кафы и обратно. Корабль еще довольно крепкий. Вот почему я решил плыть в Испанию. И еще потому, что, уверен, именно оттуда начнется новая жизнь Израиля.

- Вы, Иша, всегда прислушивались к моим советам, но если вы что-нибудь решили, то вас невозможно переубедить. Но я хотел бы, чтобы вы высадили меня в Кафе или в Хер-сонесе. Там большие еврейские общины, и я уверен, что они примут меня.

- Хорошо. Я вам это обещаю.

И действительно, равви высадился на берег не в Кафе из-за волнения моря, а в Херсонесе. О судьбе Иосифа ничего не известно. О нем и его сокровищах, которые он вез с собой, источники умалчивают. Знать, видимо, могут лишь два моря: Черное и Средиземное.

Целая армада из пятисот лодий двигалась вниз, занимая все водное пространство великой реки на целый километр. Останавливались на ночь, грабили поселения у побережья, жгли костры, готовили пищу, а утром, чуть солнце выбрасывало в темное небо розовые всполохи, по ударам звонила [76]  грузились и вновь плыли по течению, делая в день около ста километров. И все же поход по реке занял чуть больше месяца. Итиль увидели издалека - зеленый остров.

Не доезжая до острова, Святослав приказал двум северным дружинам выгрузиться на правый берег и во главе Ингвора и Сфенкеля пешим двинуться в сторону города. Остальные лодии причаливали к острову и громили, поджигали и грабили все, что оставили жители, напуганные приближением русов. Запылал и царский дворец, рухнула красная медная дверь в замковой стене кагана, отчаянно оборонявшаяся группой воинов. Царская гвардия Иосифа вышла из города, конница здесь не могла развернуться и поджидала противника за пригородными домами, готовилась атаковать пришельцев. Во главе войска встал сам каган. Гузы, что присоединились к пехоте Святослава, следовали за ней, но, как увидели сияющий на солнце и сам бросающий лучи вокруг лик всемогущего кагана, остановили свое движение и пали на колени. Даже русичи смутились, видя такое сверкающее великолепие. Первая атака тысячного корпуса хазарской конницы на растерявшихся гузов была неожиданной, смелой и решительной. Оставив после себя груды тел, она полукругом прошла мимо русов и снова вернулась на свое место.

Два клина ладожан, новгородцев и плесковитян, ощетинившиеся трехметровыми сулицами, одно за другим, как два ежа, приближались к хазарскому войску. Русская конница со Святославом во главе еле сдерживала себя, ожидая очередной атаки хазар, но уже на русских воинов. А те почему-то не торопились.

К Святославу подскакал Вятко и попросил разрешения атаковать кагана. Вид сверкающего святого правителя явно вдохновлял хазар, но Вятко прекрасно знал, что это просто человек, а значит, смертен.

- Попробуй, Волчий хвост, - ухмыльнулся Святослав.

Вятко сделал вид, что он явно убегает от русов, отстреливается, а за ним вдогон мчатся всадники, тоже посылая стрелы. Эта сцена заинтересовала хазар, которые уже были готовы прийти ему на помощь, но Вятко вдруг вздыбил коня почти на ходу, как это виртуозно умели делать тюрки-хазары, и точно выстрелил в кагана. Со стрелой в груди каган покачнулся и повалился на землю. Ужас и паника охватили хазарское войско. Тут же конница Святослава кинулась на выручку Волчьему хвосту, а ежи вплотную подошли к хазарской гвардии. Битва стала хаотичной, но превосходство русов было явно и численно, и организационно. Хазары рассыпались на отряды, отбивались, но пехота их давила, сбивая всадников с коней, да калечила самих коней. Наконец прозвучал грубый трубный звук со стороны хазар. Остатки конной гвардии кинулись назад, наутек. Это уже была победа. Но какое-то время ежи все еще двигались вперед, пока не остановились перед пустым пространством. Святослав повернул войско снова к городу.