Александр Павлов - У ступеней трона

— Если я не ошибаюсь, то вас, ваше высочество, ждет блестящая будущность… Я вижу на вашей голове императорскую корону…

Принца Антона бросило в жар. На его лице отразилось такое неподдельное изумление, смешанное с каким-то непонятным испугом, что проходившие мимо маски заметили это, и кругом начался робкий шепот.

Когда принц опомнился, астролога около него уже не было; его высокая остроконечная шапка виднелась на противоположном конце громадного зала.

В это самое время маркиз Шетарди, которому уже успели шепнуть, что муж правительницы чем-то обеспокоен, поспешно подходил к нему. Принц, заметив его, торопливо бросился ему навстречу.

— Простите, ваше высочество, — начал маркиз, — что я осмелился оставить вас, но распоряжения по хозяйству…

— Бросьте это, — перебил его принц Брауншвейгский, отыскивая глазами шапку астролога, — скажите лучше, кто скрывается под маской кудесника… алхимика… Вон он идет…

Шетарди знал, кто этот астролог, но он не счел возможным выдать Лестока.

— Право, не знаю, ваше высочество, — отозвался он, вызывая на лицо виноватую улыбку. — В маскараде хозяин зачастую не знает, кто оказал ему честь посещением… Впрочем, если вам это угодно — можно просить снять маски…

— О нет, нет! Этого совсем не нужно…

В это самое время толпа колыхнулась, послышался говор, все головы, точно по мановению волшебного жезла, повернулись в сторону входных дверей. Взглянули туда и принц Антон, и маркиз Шетарди. Оказалось, что волнение было вызвано появлением новой маски: в залу, приветствуемая восхищенными взглядами и завистливым шепотом, входила высокая, стройная дама в оригинальном и блестящем костюме «пиковой дамы».

Шетарди скользнул взглядом по стройной фигуре так поздно явившейся маски, уже смешавшейся с толпой гостей, незаметно улыбнулся и удовольствовался этим: он хорошо знал на этот раз, кто скрывается под этим оригинальным и эффектным костюмом, резко выделявшимся среди банальных маскарадных нарядов того времени. Но, когда принц Антон, залюбовавшийся грацией, с какой вошла эта маска, обратился к маркизу с вопросом: «Неужели вы не знаете, мой друг, кто эта красавица?» — Шетарди ответил:

— Право, не могу удовлетворить вашему любопытству, ваше высочество, хотя мне эта маска знакома; если мне не изменяет память, то я уже видел этот костюм на придворном маскараде.

— Не может быть! — воскликнул Антон Ульрих. — Если бы это было так — я бы наверняка обратил внимание.

Между тем заинтриговавшая и очаровавшая многих маска затерялась среди других костюмов, и принц, не видя ее более, забыл о ней. И опять в его мозгу появилась тревожная мысль, кто этот загадочный звездочет, так удивительно верно угадавший его мысли и сделавший такое странное предсказание, и он погрузился в свои думы, целым роем нахлынувшие на него и унесшие его далеко-далеко и от сияющей огнями залы, и от этой пестрой толпы замаскированных гостей…

«Ах, если бы действительно сбылось это удивительное предсказание!»

Эта мысль была господствующей среди роя других мыслей, наполнявших его голову. Да, это предсказание, как оно ни странно, не было неожиданностью для принца Антона. Вот уже несколько месяцев, как эта смелая, даже дерзкая мечта появилась в его мозгу. Она появилась с той самой минуты, когда он окончательно убедился, что супруга не любит его. Тогда-то и мелькнула ему эта смелая мысль. В этих-то видах он свел самую тесную дружбу с графом Остерманом и как-то спросил последнего:

— А правда, граф, что прежние русские цари запирали своих непокорных жен в монастырь?

Остерман улыбнулся своими сухими старческими губами, в его глазах сверкнули лукавые искорки.

— Совершенная правда, ваше высочество; русская история знает несколько таких примеров. Василий Третий заточил в монастырь свою первую жену Соломонию, Петр Великий сделал то же с царицей Евдокией.

— Так что если я последую этому примеру — меня не обвинят в варварстве?..

— Варварством-то это, может быть, и назовут, но какое дело до чужого мнения? Только я не понимаю, ваше высочество, зачем вы интересуетесь такими странными вопросами?.. И кто тогда будет управлять государством?

Принц Антон разгорячился.

— А разве я не могу быть правителем?! Разве император не сын мне?» Наконец, неужели я буду глупее управлять государством, чем это делает моя жена? Я хочу быть правителем и буду им!

— Ваше высочество имеете на это полное право, — подтвердил Остерман. — Мало этого, вы даже можете быть императором…

— А мой сын?!

— Но ведь он — младенец… А когда он подрастет — вы ему возвратите корону.

И вот с этого знаменательного дня принц Брауншвейгский стал мечтать о возможности возложить на себя императорскую корону. Остерман, у которого в последнее время он бывал ежедневно, подогревал эти мечты, и принц теперь нередко начинал свои думы фразой: «Когда я буду императором».

Будь он менее труслив и менее бесхарактерен — очень вероятно, ему удалось бы совершить новый переворот. Арестовать правительницу Анну Леопольдовну было очень легко, а провозгласить себя регентом еще того легче. Но принц трусил и медлил. Слушаясь советов Остермана, он задабривал солдат и офицеров Семеновского полка, в котором числился шефом, делал им денежные подарки, старался любезничать с родовитою знатью — но все это слишком неумело. Однако он не бросал своих планов, не рассеивал своих надежд. Императорская корона была идеалом, к которому он стремился. О его тайных вожделениях знал только один Остерман, который, понятно, не мог выдать его, — и вдруг, оказывается, нашелся человек, который проник взором в самые тайные извилины его мозга, который прочел его мысли… Хорошо, если этот кудесник — друг, а если это — враг? И трусливый, робкий родитель императора невольно вздрагивал, отыскивая глазами астролога, так удивившего и напугавшего его.

А загадочный предсказатель сидел в это время с хозяином дома, ускользнувшим наконец от задумавшегося принца, в его кабинете и вел с ним тот важный разговор, для которого, собственно, и приехал на маскарад.

— Так-то, господин маркиз, — говорил он, — я передал ее высочеству ваше лестное предложение, и она очень рада будет воспользоваться вашей щедростью. Теперь вы знаете, что все дело у нас готово, стоит дать сигнал, и пожар вспыхнет.

— А решится ли наконец цесаревна подать этот сигнал? — пожал плечами Шетарди.

— Теперь решится.

— Но, мой милый друг, — возразил маркиз, — если я не ошибаюсь, эту же самую фразу вы мне говорили еще в июне месяце. Когда я сообщил вам, что не дальше как через месяц шведы объявят России войну, — вы мне тоже сказали: «Она решится, как только война начнется». С тех пор прошло четыре месяца, а цесаревна все еще медлит.

— Что же вы этим хотите сказать?

— Одно из двух: или надо действительно взяться за дело, или же окончательно и бесповоротно отказаться от него.

Полное лицо лейб-медика цесаревны покрылось багровым румянцем. Он встал с кресла.

— Другими словами, — холодно и важно сказал он, — теперь вы изменили свой взгляд на это дело и отказываетесь нам помогать.

Маркиз в свою очередь вскочил с кресла и подбежал к Лестоку.

— Вот вы и обиделись, дорогой друг!.. Садитесь и, ради Бога, выслушайте меня спокойно… Ни от чего я не отказываюсь и готов служить ее высочеству так же, как служил и до сих пор. Но ведь я в ваших же интересах тороплю вас. Нельзя так медлить. Вот я слышал из очень верного источника, что правительница намерена объявить себя императрицей. А если это случится — это новое осложнение может опять затормозить дело.

Лесток повел плечами.

— Теперь, — сказал он, — этой медлительности не будет. Цесаревна окончательно решила завершить свое законное дело шестого января, во время крещенского парада.

— Давай Бог! Давай Бог! Я так боюсь, что ее высочество раздумает и опять отложит…

— Уверяю вас, что теперь она не отложит. И эта сумма, о которой я говорю, нам необходима на последние приготовления. Нам нужно три тысячи червонцев. Если вас, конечно, это не затруднит…

Маркиз Шетарди пренебрежительно махнул рукой.

— О таких пустяках и говорить не стоит. Эти деньги вам вручит через несколько дней Вальденкур…

— Большое вам спасибо, — проговорил Лесток, — а теперь прощайте… Моя миссия окончена.

Шетарди его не удерживал.

Проводив Лестока, он снова направился в залы и как раз на пороге буфетной комнаты встретил «пиковую даму» под руку с кавалером в костюме стрельца.

«Пиковая дама» сверкнула на него глазами, маркиз улыбнулся ей в ответ и прошел мимо. Но совершенно иным взглядом окинул ее какой-то капуцин, стоявший у колонны. В этом взгляде не было улыбки; холодом смерти веяло от этих глаз, сверкавших темной сталью из прорезов маски.