Коллектив авторов - Махабхарата. Рамаяна

Ни в мыслях, ни в действиях зла не питая, -

Вот истина вечная, правда святая.

Все люди ко многим занятьям способны,

Но те лишь прекрасны, что сердцем беззлобны».

Бог смерти воскликнул: «Слова твои - благо,

Они - как для жаждущих свежая влага.

Заслуженно третье даренье тобою,

Проси, кроме жизни супруга, - любое».

А та: «Мой отец не имеет потомства.

Чтоб радостью кончилось наше знакомство.

Ты сто сыновей подари Ашвапати, -

Правителей царства, водителей рати».

И Яма: «Отвагой, умом наделенных,

Сто братьев тебе подарю я законных.

Я этим дареньем тебя успокою,

Вернись, - далеко ведь зашла ты за мною».

А та: «Рядом с мужем идти - далеко ли?

Душа моя дальше стремится на воле!

Послушай: сияющим Солнцем рожденный,

Ты - Дхарма, дарующий правды законы.

Бог смерти, ты грозным могуч правосудьем,

Даешь ты покой и забвение людям.

Мы праведником правоту измеряем,

И больше ему, чем себе, доверяем.

Из той доброты, что в душе утвердилась,

Доверье ко всем существам зародилось.

Прекрасные качества есть человечьи, -

Но самое ценное - добросердечье!»

А бог: «От тебя услыхал я впервые,

Прелестная, мудрые речи такие.

Ты правду познала, - и в этом заслуга.

Что хочешь проси, кроме жизни супруга».

Сказала царевна: «Пусть род наш продлится,

Пускай от Сатьявана сто народится

Отважных сынов, - у меня ли, на счастье,

Иль, может, у равной супругу по касте.

Хочу, чтобы милость над нами простер ты, -

И это я дар избираю четвертый!»

«Родишь ты, о женщина, - молвил Всеправый, -

Сто смелых сынов, полных силы и славы.

Но ты исстрадалась от горькой утраты,

Вернись, потому что далеко зашла ты».

«Кто добр, тот и прав, - отвечала царевна, -

Он крепок духовно и стоек душевно.

Общение добрых сердца озаряет,

На доброго добрый без страха взирает.

На добрых земля утвердилась в покое,

В них, в добрых, - и будущее и былое.

От доброго добрый не ждет злодеянья,

За благодеянья не ждет воздаянья.

Добро никогда не бывает напрасно,

Всевластно добро, потому и прекрасно!»

«Пока, - бог ответствовал, - ты говорила,

Душе моей речь твоя радость дарила,

И мысль твоя, слогом красивым одета,

Казалась источником чистого света.

Ты стала мне ближе дитяти родного.

Добро, - ты права, - всех деяний основа.

Проси, чего хочешь, и дар несравненный

Я дам тебе - любящей, верной, смиренной!»

А та: «Мною дар избирается пятый.

Да будешь ты милостив, благом богатый!

Верни мне Сатьявана, если права я!

Пускай оживет он: без мужа мертва я!

Без мужа не надо мне хлеба и крова!

Без мужа не надо мне неба дневного!

Без мужа не надо мне вешнего цвета!

Без мужа не надо мне счастья и света!

Не надо мне дома, и поля, и сада, -

Без мужа мне жизни не надо, не надо!

Ты сто сыновей посулил мне, однако

Уносишь Сатьявана в логово мрака.

Прошу я: ты жизнь возврати ему снова,

И правдой твое да насытится слово!»

«Да будет, как просишь, - сказал убежденно

И петлю свою развязал Царь Закона. -

О чистая, муж твой отпущен. Отселе

Уйдете вдвоем и достигнете цели.

Согласно заветам и древним обрядам,

Четыреста лет проживете вы рядом.

Сто славных сынов ты родишь, и царями

Сыны твои станут, и богатырями,

Потомками будут гордиться своими,

Твое, сквозь века, пронесут они имя.

И сто сыновей, чье прозванье - малавы,

Отец твой родит ради правды и славы.

Как тридцать богов, будут силой богаты

Все братья твои, облаченные в латы».

Сказав, удалился, светясь лучезарно.

Она, посмотрев ему вслед благодарно,

Над телом усопшего мужа склонилась.

Ждала, трепеща: совершится ли милость?

Вновь голову мужа себе на колени

Она положила, присев средь растений,

И тот, кто лежал на земле бездыханно,

Открыл свои губы и очи нежданно,

Как будто он только заснул - и проснулся,

Как будто из странствий далеких вернулся!

Сказал, на любимую с лаской взирая:

«Не правда ли, долго я спал, дорогая?

Скажи, не во сне ли я видел ужасном:

Тащил меня муж в одеянии красном?»

В ответ - Савитри: «О великий в стремленьях!

Ты сладко заснул у меня на коленях.

Бог смерти сюда приходил красноокий...

Скажи, - исцелил тебя сон твой глубокий?

И если прошла твоя боль головная, -

Пойдем, ибо тьма наступает ночная».

Сатьяван, обретший сознание снова,

Взглянул на цветение мира лесного

И молвил, как будто от сна восставая:

«Рубил я дрова, о жена дорогая,

Почувствовав боль в голове, на колени

Твои я прилег, чтоб найти исцеленье.

Вдруг тьмою оделись поляны и рощи.

Я мужа увидел неслыханной мощи.

Что было со мною? То сон или бденье?

То был человек иль явилось виденье?»

Сказала жена: «Мгла ночная сгустилась.

Поведаю завтра о том, что случилось.

И мать и отца ты оставил в смятенье,

Пойдем, ибо ночи надвинулись тени.

Здесь ищет свирепая нечисть корысти,

Здесь рыщет зверье, здесь тревожатся листья,

Здесь воют шакалы, - полна я испуга

От их голосов, долетающих с юга».

А муж: «Но во тьме ты не сыщешь дороги,

Боюсь, что от страха отнимутся ноги».

Она: «Вот огонь, раздуваемый ветром:

Лес нынче горел; если хочешь ты, светлым

Я сделаю путь, прогони опасенья, -

Огонь принесу, разожгу я поленья.

Но если ты болен, идти тебе трудно,

А ночью дорога опасна, безлюдна,

Тогда посидим у костра до рассвета,

А завтра пойдем, о блюститель обета!»

Сатьяван: «Прошла моя боль головная,

Родители ждут меня, тяжко страдая.

До сумерек мать запрещала мне слезно

Скитаться, - ни разу я не был так поздно

В лесу! Даже днем поброжу я немного, -

Уже у родителей в сердце тревога,

Вернусь, - от обиженных слышу упреки:

«Как долго в лесу ты бродил, одинокий!»

В каком же волненье родители ныне,

В тревоге какой о единственном сыне!

Как часто, когда вечера наступали,

Они говорили мне в светлой печали:

«Докуда ты жив, мы не знаем забвенья.

Не сможем прожить без тебя и мгновенья.

Сыночек, ты - посох для старца слепого,

Ты наших потомков - оплот и основа,

В тебе - поминальная жертва, и слава,

И нашего рода надежда и право!»

Как мог я в лесу утомиться так скоро,

Когда я - родителей слабых опора!

Лишиться страшусь стариков своих милых, -

Я вынести горе такое не в силах!

Я знаю, волнуется наша обитель,

Терзается думой бессонный родитель,

Измучена матушка скорбью своею, -

О нет, не себя, - стариков я жалею!

Живу я, чтоб жили они, торжествуя, -

Для счастья, для жизни двух старцев живу я!»

Сказал и воздел он с рыданием руки.

Услышав отчаянья громкие муки,

Воскликнула праведница молодая,

С ресниц его слезы рукою снимая:

«Пусть свекра с свекровью хранит моя сила, -

Обеты и жертвы, что я приносила.

Вовек не сказала я речи обманной, -

Так пусть моя правда им будет охраной!

Сатьяван: «Пойдем, ибо сердцем измучусь,

Боюсь, что ужасна родителей участь.