Коллектив авторов - Махабхарата. Рамаяна

Точь-в-точь как осенняя ночь - светляков излученьем:

Там стрел мириады блистали златым опереньем!

И сделался грохот литавр оглушительней вдвое,

И ракшасов яростный вой устрашительней вдвое,

И бой в непроглядной ночи сокрушительней вдвое.

Громам, пробудившим Трехрогой горы подземелья,

В ответ загудели пещеры, овраги, ущелья.

С хвостами коровьими и обезьяньим обличьем,

Бросались голангулы в битву с воинственным кличем.

Бойцы черношерстые, пользуясь мрака укрытьем,

Весьма огорошили ракшасов кровопролитьем.

Тут Ангада в битву ввязался, воитель достойный.

Его благородный родитель был Валин покойный.

А Раваны сын, Индраджит, соскочил с колесницы,

Поскольку в сраженье лишился коней и возницы,

Призвал колдовство на подмогу, окутался дымкой,

И, загнанный доблестным Ангадой, стал невидимкой.

Одобрили боги великого мужа деянья.

«Отменно! Отменно!» - воскликнула рать обезьянья.

Тогда Индраджит побежденный почувствовал злобу.

Воистину ярость ему распирала утробу.

Владея от Брахмы полученным даром чудесным,

Пропал из очей Индраджит, словно став бестелесным.

Потомок властителя Ланки, вконец озверелый,

Он мечет в царевичей Раму и Лакшману стрелы.

Он мечет в них стрелы, незримый, усталый от битвы.

Блестящи они, точно молнии, остры, как бритвы.

В обоих царевичей, посланы этим злодеем,

Впились ядовитые стрелы, подобные змеям.

Они, с тетивы напряженной слетая без счета,

Опутали воинов храбрых тела, как тенета.

Коварный Индраджит в обличье явном

Не взял бы верх над Рамой богоравным.

Он, отведя глаза двум братьям славным,

Царевичей сразил в бою неравном.

Блестящие стрелы «нарача» и «полунарача»

Метал Индраджит, от царевичей облик свой пряча.

И, места живого на них не оставив хоть с палец,

В тела их впились мириады губительных жалец.

Обточены гладко, различного вида и ковки,

Сновали небесным путем золотые головки,

Подобны луны половине в ночном небосклоне,

Телячьему зубу иль сложенной паре ладоней,

С тигровым клыком или с бритвой сравниться способны, -

Ужасные стрелы, что в мир отправляют загробный.

Их слал без числа этот Индры боритель всезлобный.

Царя Дашаратхи и Лакшманы брата надёжа,

Сраженный, покоился Рама на доблести ложе.

Изогнутый трижды, с разбитой златой рукоятью

Свой лук он сложил, окруженный рыдающей ратью.

С глазами, как лотосы, в битве - опора, защита, -

Исполненный мужества пал от руки Индраджита!

Прекрасного Раму лежащим на доблести ложе

Увидя, свалился израненный Лакшмана тоже.

Индраджит, охваченный радостью, устремляется в Ланку рассказать о своей победе над великими воинами. Опечаленные обезьяны собираются возле бездыханных сыновей Дашаратхи.

От вихря пошла водоверть в океане, и тучи

Нагнал на небесную твердь этот ветер могучий.

Он вырвал деревья, обрушил зеленые своды

И с острова сбросил крылами в соленые воды.

И трепет объял обитателей суши и влаги.

Поспешно укрылись огромные змеи-паннаги.

И чуда морские в пучину соленую с плеском

Попрятались, яростных молний напуганы блеском.

Волшебным огнем воссиял из потемок пернатый

Божественный Гаруда, этот потомок Винаты.

И змеи, что стрелами были в руках чародея,

Змеиной природе противиться дольше не смея,

Проворно из ран ускользнули при виде Супарны.

Ведь змей пожирателем издавна слыл Огнезарный!

Царь птиц, наклонясь над мужами в зияющих ранах,

Безмолвно коснулся перстами их лиц осиянных.

И зажили раны лежащих на доблести ложе,

Оделись тела золотистой атласистой кожей,

Отваги и силы обоим прибавилось тоже.

У Рагху потомков могущество их родовое,

Решимость, выносливость, ум увеличились вдвое.

Их память окрепла, умножилась их прозорливость.

Рассудок, проснувшись, обрел дальновидность и живость.

Отважны, как царь небожителей великодарный,

Обласканы двое воителей были Супарной.

Сказал богоравный царевич: «Твое появленье

Разрушило чары и нам принесло исцеленье.

Подобно тебе, только дед мой, божественный Аджа,

Да славный отец мой, Кошалы властительный раджа,

Своим приближеньем внушают мне трепет сердечный.

Скажи, кто ты есть, обладатель красы безупречной,

Душистым сандалом натертый, невиданный прежде,

В венце златозарном и белой беспыльной одежде?»

Исполнен божественной силы и обликом светел,

Ему дивнокрылый потомок Винаты ответил:

«О Рама! я - Гаруда. Помни, царевич бесценный,

Родной, как дыханье, что я тебе друг неизменный!

Спасти от змеиных сетей - громоносному богу

И то не под силу! Но прибыл я к вам на подмогу.

Бесчестный в бою, Индраджит применил чародейство,

И стрелами сделал он змей острозубых семейство.

Ты будь начеку, опасайся, мой друг, вероломства.

Сразило тебя ядовитое Кадру потомство,

Исчадье змеиной праматери, лютой врагини

Прекрасной Винаты - меня породившей богини.

О Рама и Лакшмана! К вам, незнакомым с боязнью,

На выручку я поспешил, побуждаем приязнью.

Теперь вы свободны! Попомните слово Супарны:

Сколь вы благородны, столь ракшасы в битве коварны!»

И ласково обнял царевичей двух Светозарный.

Увидя, что Рагху потомки здоровы и целы,

Что, в змей превратись, уползли Индраджитовы стрелы,

Восторгом охвачена, вся обезьянья дружина

Взревела во славу спасенного царского сына.

Деревья комлястые вырвали для рукопашной

Лесов обитатели, дух выявляя бесстрашный

Хвостов раздуваньем, прыжками и львиным рычаньем,

Литавр, и мридангов, и раковин грозным звучаньем.

Под крепость они подступили бесчисленной ратью,

Врагов ужасая воинственным ревом и статью.

Равана узнает о том, что сыновья Дашаратхи вновь явились на поле. Он посылает в бой лучших своих военачальников. Рама расспрашивает о них Вибхишану.

Вибхишана мудрый не медлил со словом ответным:

«Возвышенный доблестью воин с лицом медноцветным,

Чей слон под своим седоком головою качает,

А сам он, как солнце взошедшее, блеск излучает,

Зовется Акампаной. Следом несется, в отваге,

Угрюмый воитель со львом благородным на стяге.

И лук у того храбреца, что летит в колеснице,

Блистает, как радуга - у Громовержца в деснице.

Слоновьих изогнутых бивней ощеривший пару,

Главенством своим он обязан незримости дару.

Он - Раваны сын, Индраджит, этот ракшас клыкастый!

А лучник неистовый, схожий с Махендрой иль Астой,

Что встал в колеснице, огромное выказав тело,

И лук исполинских размеров напряг до предела -

Смельчак и силач. Называется он Атикайя,

А тот медноглазый, сидящий, очами сверкая,

На буйном слоне, что гремит колокольцами яро, -

Воитель отважный, бестрепетный муж, Маходара.

Свирепо ревущий, прославленный твердостью духа,

Он имя свое получил за великое брюхо.

Блистающий всадник, что высится снежной горою,

В броне облаков, озаренных заката игрою,

Как молния, быстрый, в бою неразлучный с удачей,

Бесстрашный седок, под которым трепещет горячий

Скакун в раззолоченной сбруе, - зовется Пишачей.

А этот, разубранный весь, в одеянье богатом,

Что держит зазубренный дротик, отделанный златом,

И едет верхом на быке, словно месяц, рогатом?

Оружьем своим досаждает он целому миру,

И знают повсюду его, государь, как Триширу.