Антон Первушин - Оккультные войны НКВД и СС
"Когда, - вспоминает Волков, - стали доходить слухи о невероятных пытках и насилиях над женщинами, а вскоре тела замученных выбросили недалеко от города, всем стало ясно, что это не погром, не "стихийный взрыв народной ненависти к евреям", а узаконенное гнусное убийство".
Однако многим евреям в Урге удалось спастись. Их прятали и монголы, и русские. Из еврейского населения Урги было убито около пятидесяти человек. "Русских погибло гораздо больше", - замечает очевидец, сохраняя объективность, которая в чисто количественном выражении здесь неуместна. Ведь каждого русского убивали за его собственное преступление - пусть ничтожное или вообще фиктивное, но личное, а не за равно распределенную между всеми долю общенациональной вины, когда оправданий нет никому и человек в крови несет свою смерть.
***
Как и любой другой эзотерик новейшего времени. Унгерн верил во всевозможные пророчества, предсказания, предзнаменования.
Весной 1921 года в ургинской типографии была отпечатана брошюра, содержавшая исключительно цитаты из Священного Писания. По замечанию Волкова, она представляла собой "плод коллективного творчества, причем сам Унгерн принимал большое участие". Кто были его соавторы, неизвестно, Оссендовский в то время еще не появился в Урге, но. очевидно, кого-то из них Унгерн и просил отыскать в Библии то место, где говорится о походе белой расы на желтую.
"Основная мысль брошюры непонятна, - пишет Волков - Быть может, желание доказать на основании Священного Писания близкий конец мира или тождество большевизма с Антихристом".
В годы гражданской войны такие попытки предпринимались многими, но наверняка замысел Унгерна шел дальше этих несомненных для него положений. Можно предположить, что в библейских пророчествах он прежде всего хотел найти подтверждение своему монархическому и паназиатскому взгляду на мир - задача почти невозможная, требующая или сознательной подтасовки, или параноидальной одержимости.
"В буддийских и христианских книгах. - говорил Унгерн, - предсказывается время, когда вспыхнет война между добрыми и злыми духами".
В грандиозной космогонической битве "двух враждебных рас", желтой и белой, первая несла в себе божественное начало. вторая - дьявольское. Как все творцы такого рода концепций, никаких промежуточных элементов Унгерн не допускал. Возможность их существования напрочь исключалась мистическим "магнетизмом" обоих полюсов.
На судебном заседании в Новониколаевске кто-то из членов трибунала почему-то решил спросить Унгерна: "Скажите, каково ваше отношение к коммунизму?" Непонятно, с какой целью был задан этот вопрос и на какой ответ рассчитывал спрашивающий. Но услышал он явно не то, что хотел услышать. "По моему мнению, - сказал Унгерн, - Интернационал возник в Вавилоне три тысячи лет назад…" Ответ этот абсолютно серьезен - ирония барону была не свойственна как проявление упаднического западного мироощущения. Конечно же, он имел в виду строительство Вавилонской башни, но и не только. В христианской традиции Вавилон - символ сатанинского начала, "мать всякого блуда и всех ужасов на земле", родина апокалиптической "вавилонской блудницы". Там был зачат Интернационал, и в точности на ту же самую временную дистанцию - в три тысячи лет - Унгерн относил в прошлое и возникновение "желтой культуры", которая с тех пор "сохраняется в неприкосновенности". Несущественно, откуда взялась именно эта цифра. Важнее другое: две полярные силы были, следовательно, сотворены одновременно, и теперь их трехтысячелетнее тайное противостояние вылилось в открытый бой…
Рассказав о том, как желтая раса двинется на белую - "на кораблях и огненных телегах", как "будет бой, и желтая осилит", - Унгерн заключает: "Потом будет Михаил". По всей видимости, здесь речь идет о великом князе Михаиле Александровиче Романове. Именно так отнеслись к словам барона те, кто его допрашивал. Для этого у них имелись все основания. Во-первых, на трехцветном российском знамени Азиатской дивизии золотом выткано было: "Михаил II". Во-вторых, в знаменитом "Приказе N15", который Унгерн издал перед выступлением из Урги на север, говорилось:
"В народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя одно - законный хозяин Земли Русской Император Всероссийский Михаил Александрович, видевший шатанье народное и словами своего Высочайшего Манифеста мудро воздержавшийся от осуществления своих державных прав до времени опамятования и выздоровления народа русского"
Цели, которые ставил перед собой барон, кажутся отвлеченными от реальности, однако сам поход из Урги на север, в страну большевиков, был вызван суровой необходимостью.
Даже если бы на месте Унгерна был военачальник, менее склонный к эзотерическим размышлениям о судьбе и предначертании, ему все равно пришлось бы раньше или позже оставить Монголию и перейти границу.
На это имелось две причины. Первая причина - маленькая Монголия не могла прокормить его армию. Каждому всаднику выдавался так называемый чингисхановский паек. В переводе на русские весовые единицы это составляло четыре фунта (1,6 килограмма) мяса в сутки. В месяц Азиатской дивизии требовалось около 2000 быков. Только в ургинское отделение дивизионного интендантства их ежедневно пригоняли 60-70 голов. А еще овцы, лошади, мука, фураж. Официально суточное содержание всадника с конем обходилось по местным ценам в один китайский доллар, а фактически и того больше. Но и при таком расчете три с лишним тысячи солдат и офицеров Унгерна требовали ежемесячно около ста тысяч долларов. Для более чем скромного бюджета Монголии это была колоссальная цифра.
После взятия Урги правительство обязалось бесплатно снабжать освободителей "живого Будды". Но сроки наверняка оговорены не были, никому тогда и в голову не приходило, что Унгерн останется здесь надолго. Исполнять свои обязательства монголам становилось все тяжелее. И в конце концов терпение хозяев начало иссякать. На одном из допросов Унгерна спросили: "Почему вы потеряли авторитет в Урге?" Он ответил без затей: "Кормиться надо было…"
Опасным сигналом для Унгерна стал следующий инцидент. В столичное интендантство пригнали гурт в три сотни бычьих голов, но у быков обнаружилась чума. Их погнали на прививку за 30 верст от Урги. Это означало, что в течение двух недель (срок прививки, путь туда и обратно) дивизия должна остаться без мяса. Встревоженные интенданты бросились в министерство финансов и потребовали другой гурт. Им отказали в грубой до неприличия форме. Произошла ссора, наконец какой-то монгольский чиновник поставил вопрос ребром:
"До каких пор русские будут сидеть у нас на шее?"
"Это было начало конца, - замечает Волков. - Азия говорит грубо и резко только в том случае, если чувствует за собой силу".
Вторая причина - разброд и шатания внутри самой Азиатской дивизии. В войсках, застоявшихся без настоящей войны, появились первые признаки разложения. Казаки мародерствовали, грабя кочевья. А бывшие колчаковские офицеры, которые все настойчивее требовали вести их через Маньчжурию в Приморье и получили отказ, почти в полном составе дезертировали. Унгерн воспринял это как чудовищное предательство. В погоню были высланы чахары князя Баяр-гуна с приказом не щадить никого из беглецов. Офицеры направлялись на восток, но далеко им уйти не удалось. Чахары настигли их во время привала и привезли в Ургу тридцать восемь отрубленных голов, за каждую из которых барон заплатил по десять золотых империалов…
Итак, Унгерн вынужден покинуть насиженное место. Ему, как многим в его окружении, кажется, что поправить дело может небольшая победоносная война. Но с кем? И Пекин, и Москва, и даже Дальневосточная республика были чересчур серьезными противниками, чтобы схватиться с ними в одиночку.
Надежда пришла вместе с письмом от знаменитого атамана Семенова. Тот сообщал, что в мае при поддержке японцев открывает широкомасштабные действия против красных по всему фронту границы с Китаем: генерал Сычев двинется на запад с берегов Амура, генерал Савельев - из Уссурийска, генерал Глебов - из Гродеково под Владивостоком, а сам атаман из Маньчжурии выступит на Читу. Унгерну предлагалось принять участие в этой операции. Он должен был перерезать Транссибирскую магистраль в районе Байкала и захватить Верхнеудинск.
Как выяснилось позднее, ни один из генералов, перечисленных Семеновым, включая его самого, не тронулся с места. Напрашивается вывод, что весь этот план был полнейшей фикцией, а атаман просто-напросто обманул своего старого приятеля. Письмо Семенова, полученное Унгерном, вызывает сильнейшие подозрения. Очень похоже, что атаман писал его под диктовку своих японских советников. Цель была очевидна: прощупать силы красных, а заодно выманить строптивого барона из Монголии.