Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Обладание оружием повышало статус подростка внутри неофициального объединения, а наличие коллективного арсенала должно было свидетельствовать о серьезности намерений организации. В некоторых случаях, как раз не связанных с протестом, подростки могли «заиграться», насмотревшись фильмов о Великой Отечественной войне. Так в 1964 (!) году ученики одной из школ Брянской области «оборудовали в лесу штаб, ввели сигнальную и парольную систему, сделали самопалы, достали огнестрельное оружие вплоть до пулемета, создали своеобразную военизированную организацию <…> когда учителя во главе с директором школы и секретарем райкома комсомола пошли к месту штаба, их заставили залечь в буквальном смысле этого слова, потому что раздались выстрелы»905.

В системе ценностей советского подростка послевоенного времени интересы общепознавательного, политического и развлекательного свойства, желание подражать тем или иным тайным структурам или практикам подпольной деятельности могли быть совершенно равноценны. Так, в школьной записной книжке математика и диссидента Р.И. Пименова (1931 – 1990), хранящейся в научном архиве НИЦ «Мемориал» (Санкт-Петербург), выписки из произведений Прудона и «программа» государственных реформ соседствуют с пометками о днях рождений родственников и друзей и сводными таблицами редких единиц измерения906. Хотя в ранней юности Револьт Пименов не стремился к коллективной политической работе – за создание антисоветской организации он был осужден лишь в 1957 году, – в своих мемуарах он вспоминал, что в составлении «программы» ему помогали школьные товарищи: «Бывали и моменты, когда мерещилось, будто есть единомышленники. В один из таких дней, в апреле 1947 года мы с Баскиным – возможно, присутствовал Лебедев – состряпали “программу”»907.

С «взрослой» точки зрения такая «всеядность» выглядит непоследовательно. Этот нюанс прекрасно описан Абрамом Терцем в повести «Суд идет» в сцене, где девочка Катя уговаривает своего товарища по подпольной группе посмотреть на тигра, раз уж они назначили конспиративную встречу в Московском зоопарке908. Так же непоследовательно действовали и участники литовской организации «Железный волк», обвинявшиеся, в числе прочего, в подготовке терактов, для чего они планировали угнать автомобиль: «Мы хотели машину похитить. Машину должны были пригнать Мацкявичус и Аунчкас. Мы ждали их около 20 минут, но когда подумали, что не стоит, [то]… пошли на танцы»909.

Использование понятия «игры» в качестве описательной и аналитической категории применительно к деятельности неофициальных групп советских школьников отнюдь не означает признания того, что эти объединения были несерьезными или исключительно подражательными. Игру не стоит сводить до деятельности «понарошку» – это ограниченная во времени и пространстве жизнь, идущая по правилам, отличным от общепринятых910. Вплоть до 1980-х годов любая деятельность подростков, даже откровенно игровая, когда она происходила в рамках автономного политизированного объединения, могла быть определена школьными, комсомольскими, милицейскими структурами или сотрудниками КГБ как «антисоветская».

Политические программы юных подпольщиков нуждаются в отдельном исследовании, возможность проведения которого ограничена особенностями источниковой базы. В распоряжении историков пока находятся в основном источники, не просто представляющие взгляды подпольщиков в пересказе, но и дающие им достаточно тенденциозные истолкования – например, справки, составленные партийными или комсомольскими функционерами. За исключением нескольких копий листовок и некоторых фрагментов судебно-следственной документации, мы не располагаем документами, которые содержали бы непосредственные высказывания участников независимых объединений. Поэтому в данный момент можно составить лишь обзорное описание политических взглядов послевоенных подростков.

Независимое политическое самоопределение юношей и девушек в СССР 1940 – 1960-х годов развивалось приблизительно в том же идеологическом «силовом поле», в котором складывались и «взрослые» антиправительственные движения. Программы подростковых «партий» можно разделить на национально-освободительные, представленные группами, действовавшими в Прибалтике, Украине и на Кавказе, и те, которые возможно широко трактовать как «левые». Последние объединяет эгалитаристский пафос и повышенное внимание к социальной несправедливости: протест против колхозного строя, привилегий номенклатуры, подавления свобод, ассоциировавшегося, как правило, с существованием ГУЛАГа. Вот листовка, изготовленная членами сухумской группы Союз юных ленинцев и распространенная ими в столице Абхазии:

«ЛЕНИНЕЦ»

Дорогие товарищи укрепляйтесь боритесь за свободу, как говорил ЛЕНИН: «Все за одного – один за всех». Старайтесь спасать вашу жизнь от такого руководства. Наша партия не идет по пути ЛЕНИНА. Они работают только за себя, а не для народа, а народ пусть мучается, пусть как долг работают для наших руководителей, а сами, как хотят, живут. Как же мы будем жить, когда все отнимают.

Народ должен работать для себя. Товарищи! Боритесь пока не поздно за ликвидацию таких руководителей и за построение «Ленинизма».

Долой такой «коммунизм». Да здравствует «Ленинизм»!

юнные строители «Ленинизма»911

За редким исключением, «левые» подростковые группы указанного периода нельзя ассоциировать с каким-то конкретным социалистическим или анархическим учением – в отличие от аналогичных объединений их сверстников, действовавших в 1970 – 1980-е годы912.

Отдельного рассмотрения заслуживают организации, обращавшиеся в своей деятельности к атрибутике нацистской Германии. Апелляция к наследию Третьего рейха представляла собой скорее попытку максимально дистанцироваться от советского символического пространства, нежели декларацию неофашистских идей. По крайней мере, в изучаемый период пока не выявлено подростковых групп, в которых националистическая программа артикулировалась бы в нацистском духе.

В выступлениях подростков 1940 – 1960-х годов (как «левых», так и националистов) нашли отражение все крупные события политической истории этого периода: развенчание культа личности Сталина, Венгерское восстание 1956 года, разгон «антипартийной группы» в 1957-м, «ползучая» реабилитация Сталина после 1965 года. В основе деятельности неофициальных политических объединений лежали политические по своему смыслу переживания: сочувствие жертвам политических событий, осознание необходимости национальной независимости, понимание лживости и фальши официальной пропаганды. Следствием этих переживаний становилось желание незамедлительно действовать – создавать организации для политической борьбы, расклеивать листовки, писать лозунги на стенах зданий.

Критикуя советскую власть за несовпадение реальности с ее пропагандистским изображением, то есть, в терминологии Ролана Барта, пытаясь демистифицировать советский политический миф, юноши и девушки активно воспроизводили другие его элементы. Так, рязанский школьник Иван Сипратов на допросе так объяснял логику своего поведения:

У нас в колхозе жизнь очень плохая, колхозники на себе возят дрова из леса, хлеба не получают, картофель так же. Видя эту картину, у меня возникла мысль вести борьбу против колхоза, вредить колхозу, организовать организацию «Земля и воля». <…> Имея деньги и оружие, мы выступим против колхозного строя и против руководителей местных организаций, против партийных работников. <…> Я имел в виду достать рацию и связаться с Америкой, чтобы она помогла нам. <…> имел в виду …проникнуть в комсомол, потом в руководители и сверху вредить, так лучше и не будет заметно913.

Стоит обратить внимание на несколько важных ментальных и дискурсивных ходов, использованных в этих объяснениях. Юноша объявил о своем желании обратиться за помощью к США, тем самым воспроизводя одно из базовых положений советской пропаганды – об отсутствии внутренних политических сил, способных поддержать «антисоветские» выступления. Выбор названия одной из первых в России революционных организаций свидетельствует о положительном потенциале «подпольного мифа» в советской пропаганде914. Иван Сипратов, как и многие другие его сверстники, обратился за источником вдохновения к «героическим страницам прошлого», которые изучались на уроках истории и литературы на протяжении всей средней школы.

Британский историк Юлиане Фюрст говорит о близости важнейших советских героических образов примерам агиографической литературы: узнав о них, молодые люди должны были сразу же вступить на путь подражания «советским святым»915. Особое место в этом пантеоне занимали молодые подпольщики из организации «Молодая гвардия», действовавшей в годы Великой Отечественной войны на территории оккупированного Донбасса916. Роман А.А. Фадеева о героях Краснодона (первый вариант – 1946) давал образцы конкретных практик: создание подпольной организации, распространение листовок, вывешивание флагов. Задержанная в Латвии школьница заявляла: «Листовку, озаглавленную “Вся власть народу, [пропуск в тексте протокола]” писала я и сознавала, что я пишу листовки с антисоветским содержанием. Я читала книги “Молодая гвардия”, Горького “Мать” и так я также задумала написать антисоветские листовки. <…> Я правильно поняла книги “Молодая гвардия” и Горького “Мать”, когда их прочла»917. Даже прибалтийские школьники, в действиях которых основным были национально-освободительные идеи, использовали в качестве образцов для подражания героев фадеевского романа, отмечая его влияние наряду с «буржуазно-националистической» литературой: «Я читал также и советскую литературу: Фадеева: “Разлом”918, “Молодая гвардия”. Основанием для создания организации послужило вывешенное знамя, так как нам это очень понравилось»919.