Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

...Богдан отскочил вправо, замерев на расставленных, напружиненных ногах за спиной Йерикки. Олег прыгнул влево, держа автомат у плеча. Ему мешали высоченные сухие репьи, и он тоже был вынужден остаться не ногах, чтобы видеть цель.

Йерикка снова махнул рукой, и горцы цепочкой побежали через мостик. Гоймир, присев, пересчитал всех глазами и выдал директиву:

— Идём сажен за двадцать друг по другу. Последок — сажен сто — самые опасные будут, там перебежим одно. Сбор во-он...

— У-а, у-а, у-а!.. — захныкал кто-то, подражая плачу младенца. Намёк всем был ясен, даже Гоймир покраснел сквозь загар...

...Кое-где на огородах паслась скотина. Только она и обратила вни­мание на горцев, да и то не слишком пристальное. Это практически подтверждало данные Морока о том, что в веси нет врага — трудно найти место для нападения лучше, чем эти чертовы огороды, где спрятаться можно разве что за кучами серой ботвы, оставшимися после уборки... Еще неплохо бы в помидорах, подумал Олег, глаза у всех красные от усталости, да вот помидоров нет...

Богдан осторожно выглянул на улицу.

— Пусто.

Йерикка сделал то же.

— Странно что-то, — недоверчиво объявил он. — Солнечный день, только по хозяйству суетиться, а тут никого, как вымерли...

— Ушли стало, — предположил Одрин.

— Угу. А скотину всю оставили... Веска небольшая, всего двенадцать домов. Может, празднуют где чего?

— Нет вроде никаких праздников-то, — напомнил Гостимир, — ни наших, ни крещатых...

— Нет, — согласился Йерикка и ловким прыжком выбрался на улицу. Оказывается, он успел обуться и сейчас стоял, держа пулемет под мышкой и покачи­ваясь с пятки на носок. — Ладно, — чуть повернул он голову, — пошли ис­кать хозяев, раз они сами не выходят...

...Искать долго не пришлось. Первый дом, в который заглянули, оказал­ся пуст, а во втором обнаружилось полно народу — и из-за стола, выпучив глаза и хватаясь за оружие, повскакали ребята в хорошо знакомой одежде. Наступила полная тишина. И в ней отчетливо прозвучал голос Йерикки:

— А я-то, дурак, подумал, чем тут пахнет по улице? Рыбой.

— Вот так-то, — заключил Горд, щедрой рукой наливая Гоймиру пива. — Шесть дней последком — восемь боев. Й-ой, и то — из-за негодящего взорван­ного топливопровода!

— Негодящего? — Гоймир подмигнул тем из своих, кто еще не спал. Дело было уже заполночь, хозяева разошлись по соседям, оставив избу в полном распо­ряжений гостей.

— Вот слово, всеми Сварожичами клятву даю! — Горд прижал для убедитель­ности ладонь к груди и сделал честные глаза. — И глянуть-то было не на что, и плюнуть-то некуда! Одна-разъединственная труба...

— ...по которой всего и текло-то, что горючее для данванов в Мёртвой До­лине, — закончил Добрила, помощник Горда, и все парни из их четы дружно захохотали.

— То-то и оно, — возмутился Горд, — а они так разобиделись, стать мы у них холодильные яблоки скрали! И до того им зачесалось с нами перевидеть­ся, что нам одно и стало — им встречь идти. Повстретились мы аж у Перуновой Кузни и восемь раз сходились вничью. Было у меня семьнадесят, остало­сь тринадесят воев, и был бы уж их верх, когда бы не Орлик. Тем часом мы-то так шумно стали, что мешали ему на Перуновой Кузне отсыпаться, как он спе­рвоначала боев был. Он и спустился — глянуть, чем дело стало? Не скажу, что не рад был с ним перевидеться. У него-то всего и было, что дванадесят, да выжлоки его меньше моего ждали. А уж там-то вместе-оба мы их убедили, что говорить с нами — только язык трепать... так-то мы тут и есть, а Орлик в обрат на Перунову полез — досыпать. Выжлоки где — не знаю и часом уз­нать не рвусь.

— Й-ой, а Довбор где? — весело спросил Одрин, имея в виду их с погибшим Сполохом младшего брата и терзая ножом кусок мяса.

Горд и Гоймир мгновенно переглянулись. Одрин всё ещё улыбался. Он не понял. А Олег — понял и закусил губу. Трое братьев в трёх разных четах... Позавчера был убит Сполох, спасшийся при разгроме четы Борислава. А теперь...

Одрин переводил взгляд с Гоймира на Горда и обратно. Отложил нож. Спросил уже напряженно:

— Довбор-то где? Горд?..

Загар сходил с его лица, как смываемая скипидаром краска.

— Ты... ты тише... Одрин... — сам еле слышно попросил Горд. — Война то... и что уж тут...

— Где Довбор? — Одрин встал, со стуком отодвинул скамью и нагнулся через стол к Горду.

— Сядь, сядь... — тихо просил тот.

— Меньшой где?! — и Одрин вцепился в ворот рубахи Горда.

— Руки! Ру-ки, р-руки, й-ой! — Гоймир оторвал руки Одрина от Горда, Йерикка, подскочив сзади, усадил художника на скамью и не дал встать. Горд, даже не пошевелившийся, повторял:

— Сядь, Одрин, сядь... — и кусал щёки.

Йерикка тихо отступил назад. Одрин спрятал лицо в покрытые ссадинами ладони, глухо спросил, не отнимая их:

— Убит ли?

— Да, — отозвался Горд.

— Схоронили где?

— Не возмогли схоронить...

— Добро, — Одрин опустил ладони. Глаза у него были сухими, губы моментально облетело белым. — Мать-то часом завоет... вот что горе-то...

— Сполоха тоже побили, одно с Орлами Вийдановыми разом, — пояснил Гойтмир. — Одринко, подумай сам — где вина Горда? Во что винишь?

— Не виню я, — Одрин смотрел прямо перед собой. — Й-ой, дома бы ему си­деть, дома — пусть бы. Говорили ему мы, да где, мог ли он? Мог ли... За отца месть шёл мстить, младший наш...

— Уходи ты, Одрин, — сказал Гоймир. — Один ты у своих часом. Так уходи, я говорю — нет позора!

— Правда, — подал голос Олег. Йерикка молчал, глядя в угол, и Олег понял — рыжий горец знает ответ Одрина лучше самого Одрина.

— Куда пойду? — Одрин улыбнулся — в белой маске прорезалась черная щель. — Нет... то так... — он повёл ладонью по столу, опрокинул ковш с пи­вом. — Спать стану. Бывайте.

Он поднялся, опираясь на край стола, словно лез на скалу с грузом за плечами. Горд громко сказал:

— Одрин! А рисунок-то свой помнишь? Город-то свой?! Построим мы его, дай срок — построим!

— А то, — казал Одрин, уже повернувшись к выходу в сени. — И построим. Да вот кто в нем жить станет? Привиды, да скажи, да тени надежд наших...

Он вышел, ударившись плечом в косяк. Горд налил всем пива.

— Негодящий я человек, — угрюмо сказал, он. — Три дня как Довбор-то погинул. А я в глаза его брату глядел да смеялся смехом...

— Отослать его надо, — упрямо заметил Гоймир. — Один из трёх, где мне прощенье искать, когда и его...

— Хватит, — прервал его Йерикка, — как ты его отошлёшь?

— Знать бы...

— Так и ничего... Горд, пива плесни. Вольг, будешь?

— Нет, — резко ответил Олег. И его вдруг прорвало: — Вы мне вот что скажите. Я человек дикий, городской. Вот у себя я паскудство встречал. Часто встречал. Разное — и мелкое, и побольше, и офигенное, со слона. Иной раз морды бил. А чаще... Там кто-то что-то за денежки сделал. А там — не сделал. А кто-то — вроде меня: заметил и промолчал. Тем более — такая отмазка: мол, лет мне еще мало, и незачем свое счастливое детство марать. И готово ещё одно паскудство! Думал — мелочи... — Олег криво усмехнулся. — Смотрел кругом: сколько же хороших людей! Какая же жизнь классная! И ведь и правда! А вот сейчас думаю — пока, это паскудство есть, те, кто умер — и не обязательно тут, братцы, другие войны, они тоже есть, и много их! — они же лежат, как оплеванные! Схитрил, солгал, смолчал — все равно что могилу обоссал! Я, может, сейчас хрень скажу, но мне так кажется: когда кто-то, — и Олег вдруг хрястнул по столу, — подличает, лжет, просто молчит, тогда орать надо — вот тогда они, — Олег ткнул яростным жестом в стену, — все эти сволочи, которых мы под травку отправили, вторую жизнь получают! Фиг­ня это, что душа подонка к Кощею без возврата попадает! Фигня! Чем больше на свете безнаказанной мерзости — тем больше у этих душ воплощений. Но я — я, блин, вернусь! Я тут не сдохну — вот им! — и Олег рубанул ребром ладони по сгибу правой руки. — И тогда мы посмотрим... — и он, неожиданно резко повернувшись, пустил в дверь выхваченный из ножен меч — так, что закругленное лезвие вошло в доску, расколов ее сверху донизу, на пол­-ладони и задрожало, как живое. — А проживу я, — с осатанением процедил, вновь поворачиваясь к остальным, Олег, — их всех дольше. Чтоб вбить оси­новый кол в их поганую яму! — вспомнил он бессмертного Жеглова.