Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры
- А ты сегодня кого представляешь? - заметив Рубашкина, спросил Юра Трефилов из "Ленправды"
- Сегодня - от "Труда", - пожимая руку желчному Сергею Краюхину, ответил Рубашкин.
- Отмечайтесь по списку, товарищи, - повторял невысокий полный мужчина в финском костюме и аккуратной голубой рубашке.
- Сам Волконицкий отмечает! - сказал Краюхин. - Что-то еще будет!
- Попрошу не растягиваться, двигаемся организованно, - крикнул тот и все двинулись мимо постовых внутрь.
Поднялись на третий этаж и разместились в большом зале напротив лестницы за маленькими столами, расставленными в шахматном порядке.
Ждали минут пятнадцать, некоторые тихо переговаривались. Тем временем Рубашкин переписал фамилии с табличек, стоявших на полукруглом столе напротив: Воронцов А.В., зав. идеологическим отделом, Волконицкий Н.В., зав. сектором, Кузин О.С., зам. зав. идеологическим отделом.
"Этот как сюда попал?" - удивился Рубашкин, разглядев в дальнем конце фамилию Котова. Это был человек из прошлой жизни, которую за минувшие полгода Петр почти забыл, слишком много изменилось после ухода из Объединения.
- Как-то там Боря со своими ракетами, надо бы позвонить, - вдруг вспомнил он Горлова.
Задумавшись, он не заметил, как из открывшейся в углу маленькой двери стали выходить люди, первым - Гидаспов. Все встали, Петр замешкался, вставать перед ЭТИМИ не хотелось, но он все же поднялся.
"Черт с ними, не переломлюсь!" - оправдывая себя, подумал Рубашкин.
Гидаспов сел в центре, и, отодвинув стоявшую перед ним чужую табличку, сразу взял микрофон. Он заговорил уверенно и с напором:
- Уважаемые товарищи! Мы попросили Вас собраться, прежде всего, для того, чтобы в кругу единомышленников откровенно поговорить об острых проблемах и вместе порешать, как лучше донести до каждого советского человека живое слово нашей партии, дать решительный бой клеветникам и двурушникам.
Я вспоминаю страстный призыв народного депутата СССР профессора Денисова, прозвучавший на последнем партактиве и обращенный ко всем честным и преданным нашему общему делу коммунистам - нужно стать радикальнее радикалов!
В этом единственный путь к сохранению и укреплению авангардной роли КПСС. Здесь присутствует начальник нашего управления КГБ, член бюро Обкома генерал Сурков Алексей Анатольевич. В конце нашей встречи он коротко проинформирует - пока не для печати - о безобразиях среди так называемых демократов, вскрытых и пресеченных нашими чекистами. А пока слово для доклада предоставляется товарищу Котову, Недавно Виктора Михайловича избрали первым секретарем Петроградского райкома. Так что прошу любить и жаловать, - Гидаспов улыбнулся, но как-то нехорошо - скорее оскалился.
Рубашкин разглядел Котова, когда тот уже был на трибуне, и в первый момент едва узнал. В бывшем начальнике появилась вальяжность и уверенность в собственной значимости. "Из настоящего партноменклатурщика должна исходить эманация величия" - как-то пошутил Таланов. Тогда Петр не совсем понял, что это значит. Теперь увидел воочию.
Котов откашлялся и заговорил так же уверенно, как Гидаспов:
- Товарищи! Нынешняя ситуация в партии и обществе такова, что полумерами уже не обойтись. Именно сейчас настал момент коренных изменений в работе КПСС, придания ей необходимой жесткости и принципиальности. Нужно организовать живую, творческую и плодотворную работу не только среди рядовых членов партии, но и со всеми, кто так или иначе поддался на уловки и демагогию тех, кто люто ненавидит Советскую власть, с теми, кто гласность и открытость воспринял, как вседозволенность, как право очернять нашу великую историю, клеветать на нашу Советскую армию и правоохранительные органы, прежде всего - на наших доблестных чекистов, как зеница око стерегущих государственную безопасность.
В последнее время к нашим застарелым болезням прибавился очень опасный недуг - растерянность среди значительной части членов партии, их неверие в собственные силы, а подчас и в способность КПСС восстановить спокойствие и порядок в обществе.
- Подожди-ка Виктор Михайлович, - неожиданно прервал оратора Гидаспов. - Я недавно был на Кировском заводе, подходит парторг одного из цехов и спрашивает: "Борис Вениаминович, мы получили решение Обкома, в котором написано, что надо быстрее перестраиваться, более эффективно работать в условиях демократизации и гласности. Вы не могли бы сказать, как?"
Гидаспов обвел взглядом зал и повернулся к Котову:
- Расскажи нам, что ты конкретно у себя делаешь, чтобы люди поняли, как надо работать. И всех выступающих попрошу о том же - меньше общих слов, больше дела!
Котов стал говорить о том, что нужно взять под контроль кооперативы, потом смешался, и что-то промямлив, сел на место.
Следующим выступил какой-то ветеран, долго говоривший о том, что нет задачи важнее, чем защитить честь коммунистов, вступивших в партию по Ленинскому призыву. Петр не успел понять, кто же конкретно оскорбляет коммунаров-ленинцев; ветеран уже заступался за участников Стахановского движения.
"Господи, о чем они мелят? Кому это интересно?" - тоскливо думал Рубашкин.
Зал оживился, когда на трибуне появился Кузин. Видимо журналисты его хорошо знали, хотя Рубашкин раньше о нем не слышал о нем.
-Необходимо решительно очистить идеологические организации, прежде всего - прессу, телевидение и радио, от сомнительных и ненадежных лиц, как точно сформулировал Борис Вениаминович - от двурушников и клеветников, от тех мелких пакостников, про которых еще Пушкин говорил: "Жалок тот, в ком совесть нечиста".
Мы не сможем решить стоящие перед партией задачи, если не очистим наши собственные ряды. Мы располагаем проверенными в идеологическом отношении кадрами, уверен, что нам помогут наши чекисты, сотрудники правоохранительных органов, имеющие большой опыт по разоблачению и изоляции идеологических диверсантов и предателей.
- "Пятое колесо" давно пора разогнать! А "Смена"? Это не комсомольская газета, а орган ЦРУ! - воскликнул Гидаспов и ткнул пальцем куда-то в зал.
- Борис Вениаминович, мы уже подготовили проект решения по "Смене", будем выносить на бюро, - сказал Воронцов, обращаясь Гидаспову, но все услышали.
- Речь идет не только о "Смене" и ситуации, сложившейся на ленинградском телевидении, - продолжил Кузин. - Газеты, радио и телевидение - это важнейший участок идеологической борьбы, и там должны находиться люди с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками.
- Вынужден прервать оратора, - сказал Гидаспов, помахав только что прочитанной запиской. - Товарищ Сурков должен уехать, поэтому предоставим ему слово вне очереди, потом объявим перерыв. Возражений нет? Пожалуйста, Алексей Анатольевич!
Сидевший с краю президиума Сурков подошел к микрофону. Он был невысок, в опрятном в сером костюме. Перед тем, как заговорить, он надел золоченые очки и положил перед собой листок бумаги.
- По поручению Обкома партии должен проинформировать вас о том, что сотрудниками управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области проводится большая работа по пресечению антисоветской деятельности ряда неформальных объединений, установивших связи с зарубежными разведывательными центрами и преступными международными синдикатами.
На этой неделе изобличен и арестован член так называемого "Демократического Союза" и активист "Ленинградского народного фронта" некий Брусницын Роман Яковлевич, совсем недавно принятый - не иначе, как по недосмотру - в Союз писателей, что дало ему основания именовать себя литератором. Однако подлинные занятия Брусницына весьма далеки от изящной словесности. При обыске на его даче обнаружено множество антисоветских материалов, в том числе его собственного изготовления, а также оружие и наркотики иностранного происхождения.
- Это ложь! Не было у Брусницына оружия! - закричал Рубашкин. Наступила тишина, он чувствовал, что все смотрят на него, а Котов, скривившись, что-то шепчет сидящему рядом Волконицкому.
- Я присутствовал при обыске и заявляю, что оружия у Брусницына не было, - вставая, громко сказал Рубашкин. Гулко грохнул упавший сзади стул.
Кашлянув, Сурков продолжил, будто не слышал:
- В настоящее время ведется следствие, и его результаты позволят разоблачить истинную сущность тех, кто больше всех кричит о демократии и законности, включая некоторых новоизбранных народных депутатов СССР, прикрывающих свои противоправные действия депутатской неприкосновенностью.
Присоединяюсь к тому, что сказал Борис Вениаминович, и прошу пока ничего не писать об услышанном.
- А когда будет можно? - спросил кто-то из задних рядов. Рубашкин поднял упавший стул и сел.
- Перерыв на пятнадцать минут! - объявил Воронцов, глядя в спину уходящего к боковому выходу Гидаспова. В зале зашумели, у дверей в коридор образовалась толкучка. Почти все вышли, но Петр оставался сидеть, чувствуя, как отходит нервная дрожь.