Виктор Петров - Колумбы российские

Резанов шел медленно, с трудом передвигая ноги, поддерживаемый под руку своим верным Жаном. Старый добродушный комендант Петропавловской крепости майор Крупской подбежал к Резанову и тепло обратился к нему:

— Очень рады приветствовать вас, ваше превосходительство, по поводу вашего благополучного возвращения.

Его жена тоже склонилась в глубоком реверансе.

— Да-да… очень рад, — нетерпеливо ответил камергер.

Он устал, смертельно устал. Все, что он хотел теперь, это поскорее быть подальше от корабля, на котором он был почти заключенным. Ему хотелось поскорее попасть в гостеприимный дом коменданта, где он мог бы отдохнуть.

Он знал, что в спокойной обстановке сможет восстановить свои силы и поправиться. Он должен быть сильным, чтобы выполнить еще одну большую задачу — отправиться с инспекционной поездкой во владения Российско-Американской компании, на месте проверить все слухи и доносы о деятельности правителя Баранова, и если даже десятая часть того, что о нем доносят, — правда, то немедленно отстранить его. А сейчас отдыхать, отдыхать…

В помещении, отведенном для Резанова комендантом, камергер с наслаждением опустился в удобное кресло.

— Ах как хорошо и удобно здесь… Жан, скажи, чтоб меня не тревожили… мне надо побыть одному, отдохнуть…

Он огляделся вокруг:

— Что это?

На столе лежало несколько писем. Слуга посмотрел на них:

— Почта из Петербурга, ваше превосходительство!

— А, давай, давай скорей! Что там мне пишут?

Он сразу узнал по конвертам — письмо от государя, другое от графа Румянцева… еще несколько. Взял первое — от императора Александра. Письмо пробыло в пути, вероятно, несколько месяцев, но все еще сохраняло тонкий аромат любимых французских духов царя.

— Иди, Жан, оставь меня одного. Я займусь письмами… Не беспокойся, я уже чувствую себя лучше!

Интересно, что пишет государь? Какие новые инструкции? Что он думает об успехе экспедиции и о поведении Крузенштерна, о чем Резанов сообщал еще из Бразилии?

Он торопливо вскрыл пакет, стараясь не сломать сургучной печати императора… вынул тонкую бумагу, от которой еще больше повеяло ароматом духов… Александр любил хорошие духи!

В письме ничего особенного не было. Общие фразы… пожелание, чтобы Резанов посетил Русскую Америку… надежды, что его экспедиция в Японию увенчалась полным успехом!.. Просьба хорошо проинспектировать русские владения в Америке и навести там порядок.

Это письмо еще более утвердило Резанова в мысли, что надо незамедлительно поехать в Русскую Америку, но как? Не на «Надежде» же! Нет, с него довольно этого корабля Крузенштерна, довольно и самого капитана с его офицерами! Надо будет поискать другое судно. Наверное, в порту имеется компанейское судно!

Читая письма из Петербурга, Резанов чувствовал, как силы опять возвращаются к нему. Новые грандиозные планы возникали у него в мозгу — он опять ожил, окреп, помолодел.

Отдохнув немного, он сел к столу и стал писать письма. Долго и подробно описывал императору все путешествие морем, все оскорбления, которые он перенес от Крузенштерна, решил теперь ничего не утаивать, видя, что настоящего раскаяния у капитана так и не было. Так же подробно описал Резанов и свое неудачное посольство в Японию и шестимесячное бесплодное сидение там.

Жан несколько раз заглядывал в комнату, заменял свечи, не смея прерывать работы Резанова, а тот все писал и писал:

«Академика Курляндцева лишили стола… кричали, что я не начальник, а пассажир… прислали с грубостью Пьяного лейтенанта Ромберга… Ратманов кричал, что я беглый прокурор… обозвал меня сукиным сыном… дополняя свои слова всеми красотами извощичьего языка… Один только лейтенант Головачев не участвовал в буйствах и был всегда тих и вежлив»…

Был уже поздний час, когда Резанов закончил с письмами и лег в постель.

Не знал камергер, что в то время как он писал свой пространный доклад императору, царь Александр, получив от него первый доклад с Камчатки, еще 28 апреля, за неделю до возвращения Резанова из Японии, вновь писал ему письмо:

«Господин действительный камергер Резанов! Получив через министра коммерции донесение ваше из Петропавловского порта от 16-го августа прошлого 1804 года, усмотрел я с удовольствием, что вы половину пути своего благополучно совершили… и что по окончании в Японии посольства надеетесь вы отправить оба судна с грузами в С. Петербург, а сами располагаетесь остаться в Америке для образования сего края. В знак особенного моего к вам благоволения я препровождаю при сем брильянтовую табакерку с моим вензелем и сына вашего принял я к себе в пажи. Намерения ваши я одобряю и не нахожу нужды по отдаленности снабжать вас новыми предписаниями, поручив впрочем министру коммерции подробнее отнестись к вам, буде он в том найдет надобность. В заключение надеюсь, что Бог поможет вам совершить подвиг ваш и что я дождусь благополучного вашего возвращения… Апреля 28-го дня 1805 года… Александр».

Государь подписался, посыпал песку на подпись, высушил чернила и потом тщательно сложил письмо. Позже, когда министр коммерции граф Румянцев явился к нему с докладом, он передал ему письмо и табакерку:

— Вот, граф Николай Петрович, ответ нашему другу, камергеру Резанову… не замедлите переслать ему вместе с нашей табакеркой. Пошлите с верным человеком. Я хочу быть уверенным, что и письмо, и табакерка будут доставлены по назначению.

Румянцев поклонился.

— Будет исполнено по вашему желанию, ваше величество!

Утром следующего дня Резанов отправил письма и документы в Петербург на небольшом каботажном судне, отправлявшемся в Охотск. С этим же кораблем выехал обратно в Россию один из чинов посольства в Японию, надворный советник Фоссе. С неудачным окончанием посольства чинам миссии больше нечего было делать, и они постепенно возвращались домой через Охотск. Свои письма и документы для доставки в Петербург Резанов поручил Фоссе, которому он вполне доверял.

Так как Резанов не собирался возвращаться на «Надежде», он решил воспользоваться тем, что в гавани стояло судно «Мария Магдалина», принадлежащее Российско-Американской компании, чтобы совершить на нем инспекционную поездку по американским владениям.

Пригласил к себе майора Крупского.

— Что вы знаете, майор, об этом корабле и что вы думаете о моем плане пойти на нем в Америку?

Майор в изумлении посмотрел на камергера:

— Ваше превосходительство, простите, но это не корабль, а грязное корыто. Плыть на этом судне человеку вашего ранга — это самоубийство, да и корабль-то крошечный!

Резанов поморщился:

— Что вы имеете в виду под словами «грязное корыто»? Я слышал, что «Марией» командует лейтенант военно-морского флота Машин. Он морской офицер и должен знать, как держать корабль в чистоте. Что вы думаете о нем?

— Пьяница!

Резанов опять нахмурился:

— Не слишком ли сильна ваша рекомендация! Какова же в таком случае команда?

— Не лучше лейтенанта, ваше превосходительство… Как говорится, каков поп, таков и приход… Извините за грубое сравнение.

— Хорошо… Вызовите ко мне лейтенанта Машина… немедленно. Я хотел бы также повидать этих двух морских офицеров, Хвостова и Давыдова… встречал их в Петербурге… прекрасные морские офицеры. Такие нам нужны для командования кораблями компании. Попросите их также явиться ко мне… Не хочу терять времени. Нужно срочно приготовить корабль, чтобы выехать в Америку и как можно скорее.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

Когда вызванные офицеры явились к Резанову, то все происшедшее скорее напоминало сцену из оперетты.

Сначала в комнате появился какой-то увалень, небритый, в помятой, грязной одежде. За ним вошли два офицера, Хвостов и Давыдов, которых Резанов уже знал и, наконец, еще одна особа в какой-то неопределенной форме.

Он с недоумением посмотрел на вошедшее «чучело».

— Что это? — указал он на первого типа.

Тот хрипло откашлялся и отрекомендовался:

— Григорьев, штурман российского императорского флота.

— Вы… морской офицер? — Резанов сначала даже растерялся… потом рассвирепел:

— Да как вы смеете являться ко мне в таком виде! От вас сивухой несет! И почему явились ко мне не по форме? Вы… штурман Григорьев, немедленно отстраняетесь от вашей должности на корабле… Более того, нам в компании такие офицеры не нужны. Вы будете отправлены с первым же кораблем в Охотск для возвращения в Россию. И потрудитесь все дни до вашего отъезда быть одетым по форме! Можете идти!

Оторопевший и сразу же протрезвевший штурман Григорьев щелкнул каблуками и со сконфуженным видом попятился из комнаты.