Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Во мне живёт неведомая сила,
Проснется вдруг, потом опять заснёт.
Она меня недавно посетила,
И я не спал три ночи напролёт.
Бежит перо, и строчка рифмой дышит,
Но не гордись, убогий рифмоплёт.
Поэт – он сам свои стихи не пишет.
Их кто-то с неба в дар ему даёт.

Не прошло ещё даже месяца,
А как будто бы вечность минула.
Я иду по печальной лестнице,
Где ступеньки – дни без любимого.

Каждый день пишу тебе письма.
Каждый день ожидаю чуда.
Каждый день пугаюсь при мысли,
Что когда-то и ждать не буду…

Воздух осенний ясен.
Клёнов зарделись кроны.
Господи, как прекрасен
Мир, Тобой сотворённый!

На Сестрорецкой ветке
Вновь отдыхают рельсы…
Так электрички редки —
Просто садись и грейся.

Слава тебе, Художник,
Так расписавший листья!
Боже, ах, если б можно,
Стать мне твоею кистью!

Печально укрывал дороги,
С зимой прощаясь, грустный снег,
Пушистый коврик стлал под ноги
И заметал тотчас же след,
Дарил деревьям полушубки,
Принаряжал в меха дома.
Снег был расстроен не на шутку,
Страдал – кончается зима!
Грустил, что завтра он растает
И, юной дерзости полна,
Ворвётся в город с птичьей стаей
Животворящая весна.

Туман, словно дым сигарет,
Курился в лесу на опушке.
Там леший на мшистой подушке
Дымил, поджидая рассвет.
К ногам его ветер кидал
С берёз золотые монетки,
Слагали ему мадригал,
Склоняясь услужливо, ветки.
Зарделась румянцем заря,
Встречая дневное светило —
Оно над землёю восходило,
Тепло и улыбки даря.
В лесу наступил новый день.
Рассеялись чары и духи.
Похожий на лешего пень
Попался навстречу старухе.

Ветер на листьях играет кадриль.
Кружится вихрем дорожная пыль.
Облаком солнце прикрыло глаза.
На руку села ко мне стрекоза,
Словно старинный изящный браслет.
Вздрогнула я – и его уже нет.

Над городом сонным, как в люльке, качается вьюга,
Ей ветер ночной колыбельную песню поёт.
Звонок из Канады – опять позвонила подруга,
Приснился ей сон: Ленинград, снегопад, Новый год,
Фонтанка и Мойка, канал у Никольского сада,
Маршруты из детства, как белое поле – Нева.
Мы снова бредём по дорогам того Ленинграда,
Где юность беспечная в памяти нашей жива.
Следы заметает, не видно случайных прохожих,
Лишь редкой машины, сверкнув, пропадёт огонёк.
И Невский без шумной толпы, на себя не похожий,
В плаще снежно-белом изящен, печален и строг.
Подруге приснилось, как в городе кружится вьюга,
Ей ветер о прошлом печальную песню поёт,
По улицам детства идём, провожая друг друга,
Не сможем расстаться и бродим всю ночь напролёт.

На перине снежно-белой умирал декабрьский день,
Лик его заиндевелый поглощала ночи тень.
Словно траурные свечи, зажигались фонари.
Не сложилась наша встреча, грустно, что ни говори!
Не сложилась, не вписалась в жизни бешеный поток.
От мечты моей осталась только горсть ненужных строк.

Повелевал весенний ветер
Движеньем лёгких облаков.
Воскресный день был чист и светел, —
И нет оков.
Нет больше мук, обид, терзаний,
Искусственных проблем и бед.
В душе, уставшей от страданий,
Есть только свет.
Духовный свет перерожденья,
Счастливых слёз.
Тепло и радость пробужденья —
Воскрес Христос!
Христос Воскрес! – нёс свежий ветер
Пасхальный колокольный звон.
Мой мир теперь стал чист и светел,
Вновь возрождён.

То ливень побеждал – то солнце
В июльской битве облаков,
А облака – небес питомцы —
Напоминали мне богов
Античных, гневных и прекрасных,
Властолюбивых и опасных,
Которых в наш проблемный век
По мифам знает человек.
Их образы будили рифмы,
Текла за строчкою – строка.
Упорно огибая рифы,
Неслась мелодии река.
Так в голове рождался опус,
Сверкал, умывшись, летний день,
На дачу вёз меня автобус
Среди лугов и деревень.

Священник, да еще с казачьими корнями —
Как много общего, честной отец, меж нами:
Быть может, донесла слушок до Вас толпа
О том, что правнук я станичного попа.
Петром Строителем заложенная лавра
Была безбожникам страшнее Минотавра —
Но снова в сих стенах, как завещал монарх,
Живет, работает и молится монах.
И обретённые святого князя мощи —
Залог того, что Русь не потеряла мощи,
И вслед за многими я возвестить берусь:
Как некогда Христос, воскреснет наша Русь!

Пришли мы, поднялись на паперть.
Угас негромкий разговор.
Листва, как выцветшая скатерть,
Накрыла весь церковный двор.
Вздыхали нежные берёзы,
Печалился безмолвно клён —
И, как непрошеные слёзы,
Полился колокольный звон.
Из храма заструилось пенье...
Что там? «Исаия, ликуй»?
Нет, нет! Печальны здесь моленья,
Как наш прощальный поцелуй.
Не суждено надеждам сбыться,
Благим мечтаниям – конец.
А клён осенний золотится,
Точь-в-точь супружеский венец.
Кого винить, что так случилось,
Что счастье выпало не нам?
Ты истово перекрестилась,
Вошла благоговейно в храм.

Красное яичко я припас —
Вот оно, в расписанной скорлупке!
Целомудренно целую Вас
В Ваши ненакрашенные губки…
Может быть, смешон я или глуп —
Что же делать старому повесе!
И, касаясь робко Ваших губ,
Кротко я шепчу: «Христос Воскресе!»

Не слыша, как падает снег,
Стоял у Аничкова моста
Один молодой человек
Довольно высокого роста.
Пригожая девушка с ним
Стояла задумчиво рядом
И взглядом скользила своим
По стройным дворцовым фасадам.
Вся в белом Фонтанка-река,
Все в инее Клодтовы кони...
Просилась девичья рука
Погреться в мужские ладони.
А юноша робко ласкал
Рукав запорошенной шубы,
Потом, всё смелее, искал
Губами желанные губы...
Но множество пылких речей —
Увы! – оказалось бесплодным:
Ладони согрелись у ней,
А сердце осталось холодным...

Пётр Великий не любил охоты —
Аль другой печали да заботы
Нет у православного царя,
Чем зверюшек убивать зазря?
Оттого-то заинька отважный
Там, где царь прохаживался важно,
Мысля крепость заложить и порт,
Прыгнул государю на ботфорт!

В Неву из моря-морюшка
Идёт на нерест корюшка —
Знать, выведутся деточки…
А попадётся в сеточки,
Спечётся на горелочке
И ляжет на тарелочки
Она с хрустящей коркою
И жёлтою икоркою…
Идёт на нерест корюшка
В Неву – себе на горюшко!

Рисую ложкой… в чашке листопад,
Размешиваю крупные чаинки,
Ты помнишь, где-то «две меня» назад
Я в волосах носила «невидимки»?
С тех пор две жизни про́жил этот взгляд.

Вот тает сахар, будто первый снег,
Во мне вот также память растворялась,
Я прошлая – чужой мне человек…
Я дважды умирала и рождалась,
А ты таким же оставался, как на грех.

Нет «невидимок», лишь волос каскад.
Мне чужды все слова «вчера», «намедни»…
Я выпью чай и стихнет «листопад»…
Ты знаешь, я неважный собеседник
О том, что было «две меня назад».

Я люблю этот дом…
Дом, в который я не постучусь.
Грязно-кремовый дом
С черепицей под цвет перца чили.
Не встревожу ключом
Я замка заедавшего пульс…
А его до сих пор,
Я уверена, не починили.

Я люблю этот дом,
В окнах звёзды – почти «домино».
Посмотри на окно,
Может, это игральные кости?
Шесть – в моём, три – в твоём,
На двоих нужно нам лишь одно.
Совместим два окна? Изнутри…
Если явишься в гости.

Что же я говорю?!
В гости я не зову в этот дом.
Я давно не живу в этом доме
С огромным балконом.
Помнишь, старый урюк,
Тот, что ветки стелил на балкон,
Я любила срывать
Каждый плодик незрелым, зелёным.

Я люблю этот дом,
В нём училась казаться «как все».
И, навеки в лицо цементируя чуждые маски,
Я листала альбом,
Ставя даты на каждом листке,
И штрихуя в пятно
Слишком близкие сердцу участки.

Я люблю этот дом,
Хоть его я не помню почти.
Есть защитный синдром
У болезненной памяти каждой.
Будто сломан паром, —
И на берег уже не сойти.
Не доплыть-долететь,
И мы лжём, что все это неважно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не прошусь на ночлег в дом,
Которого даже боюсь,
(я однажды ушла,
разрушая стальные засовы).
Вдруг чужой человек
Дверь откроет на громкий мой пульс
И, спросонья взглянув,
Спросит как-то невежливо: «Кто Вы?»