Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Именно этот синтетический подход, по-видимому, вызвал огромную популярность математического кружка в Иваново и карьерные успехи его выпускников:

Мы заранее предупреждаем поступающих в эти школы, что они не получат никаких документов и справок, – ничего, кроме знаний. Мы предупреждаем, что это очень трудное и тяжелое дело, что сверх своей обычной производственной работы и сверх обычной школы, – они должны заниматься в неделю 5 – 6 часов и еще много читать, что далеко не все могут это выдержать. <…> Но вот уже третий год количество учеников все растет, и мы с трудом справляемся, так как эта школа тянет больше чем на первый курс, и она благополучно живет и развивается.

Два года кончившие ее ученики поступают в разные институты, и в МГУ, и в Ленинградский, Новосибирский университеты, и прекрасно держат экзамены, являются хорошими студентами и очень быстро включаются в работу научных кружков547.

Один из лидеров матшкольного и олимпиадного движения в СССР Николай Николаевич Константинов свидетельствует о том, что разделение школьного и «кружкового» преподавания имело еще одну причину – социальную: на рубеже 1950 – 1960-х годов переход руководителя математического кружка на работу в школу воспринимался профессиональным научным сообществом как проявление конформизма. «При той системе подготовки кадров, которая была основана на кружках, культивировалось презрительное отношение к школе как к системе»548.

Тем не менее именно в конце 1950-х годов и профессиональные математики, и энтузиасты реформы математического образования настаивали на необходимости перенесения в школу синтетической системы, остававшейся достоянием математических кружков. Один из наиболее ярких московских преподавателей математики и методист Семен Исаакович Шварцбурд говорил на совещании 1961 года:

Говорят: а как же высшая математика? (То есть: как давать в школе элементы высшей математики? – М.М., И.К.) Представьте, что легче, чем элементарная, когда неизвестно, с какой стороны подойти к ней. Почему так? Потому что элементарная математика у нас в стране страшно раздута. Почему-то существует барьер между элементарной и высшей математикой, нет элементарной и высшей математики, есть единая, общая математика549.

Успешное высшее математическое образование реализовывалось в СССР только в особых закрытых кластерах. Именно так был организован и функционировал Физтех – Московский физико-технический институт, созданный в 1946 году. Идеи открытия такого института обсуждались с конца 1930-х, а окончательно необходимость его создания стала ясной в 1943-м, когда выяснилось, что существующие методы не позволяют готовить инженеров для разработки и обслуживания ультрасовременных на тот момент устройств – радиолокационных станций. Основные принципы преподавания в Физтехе сформулировал выдающийся физик Петр Леонидович Капица в своем письме к Сталину от февраля 1946 года, где была изложена концепция нового института. Однако авторство концепции принадлежит не только Капице, но и тогдашнему заместителю министра обороны СССР, выдающемуся инженеру Акселю Ивановичу Бергу550, который как раз и курировал проекты по радиолокации551. Впоследствии он стал один из создателей советской кибернетики. В составлении первого варианта письма 1946 года могли принимать участие А.С. Яковлев и С.А. Христианович552.

Капица предполагал, что новый институт будет основан на четырех важнейших принципах, «основных идеях»:

…1) тщательном отборе наиболее одаренных и склонных к творческой работе представителей молодежи; 2) непосредственном участии в обучении ведущих научных работников в тесном контакте с ними в их творческой обстановке; 3) индивидуальном подходе к отдельным студентам с целью развития их творческих задатков при отсутствии имеющейся сейчас в вузах перегрузки второстепенными предметами по общей программе и механического заучивания (следствие необходимости массового обучения); 4) введении воспитания с первых же шагов в атмосфере технических исследований и конструктивного творчества с использованием для этого лучших лабораторий страны553.

Одним из тех, кто с наибольшим энтузиазмом воплощал эти принципы в жизнь, стал ученик Лузина Михаил Лаврентьев – математик, в конце 1940-х – профессор МФТИ, в 1953 – 1955 годах – один из руководителей советского атомного проекта (центр в Арзамасе-16), с 1957-го – председатель только что созданного Сибирского отделения Академии наук СССР554. В 1958 году под руководством Лаврентьева был организован Новосибирский университет, в котором была реализована та же система. «Ясно было, что в новосибирском Академгородке нужно продолжать линию, начатую Физтехом, так что система НГУ рождалась не на пустом месте – мы творчески перерабатывали имевшийся опыт», – вспоминал в 1984 году математик Сергей Львович Соболев555.

К построению «системы Физтеха» (так она до сих пор называется в МФТИ) и аналогичных концепций в нескольких других вузах СССР (например, на физико-техническом факультете Ленинградского политехнического института) имела отношение относительно небольшая группа инженеров, физиков и математиков. Когда во второй половине 1950-х стала очевидной необходимость реформы школьного математического образования, у тех, кто ее разрабатывал, было две возможных стартовых позиции. Создать аналог Физтеха на школьном уровне было простым и очевидным решением, оно и было предложено в свое время. Однако альтернативой этой модели стали именно математические кружки, восходившие к системе Шклярского.

Принципиальная разница между этими двумя структурами заключалась в том, что Физтех был успешной новацией, спроектированной учеными, но реализованной сугубо административным путем, «сверху», а кружки были продуктом самоорганизации научного сообщества, в особенности молодой его части, «снизу», без целенаправленной поддержки администрации вузов или министерств.

В середине 1950-х годов в СССР математика привлекала самое пристальное внимание политического руководства. Первая, и очевидная, причина состояла в том, что военно-техническое противостояние и соревнование с США требовало все более подготовленных инженерных кадров, а для этого преподавание математики в вузах, а следовательно, и в средних школах должно было кардинально измениться. Кроме того, после реабилитации кибернетики советские руководители науки стали требовать срочно интенсифицировать развитие компьютерной техники. Тогда они не только надеялись «догнать и перегнать Америку», но и построить централизованную компьютерную систему управления советской экономикой556. (Этот план реализован не был, хотя и переделывался и актуализировался несколько раз, вплоть до начала 1980-х – впрочем, с каждым разом его обсуждения становились все более вялыми и формальными.) Президент АН СССР, химик А.Н. Несмеянов в своем докладе на ХХ съезде КПСС говорил:

Несомненно, очень важной была инициатива Академии наук в создании быстродействующих электронных счетно-решающих устройств и конструировании самой быстродействующей на сегодня машины этого типа. <…> Громадную работу пришлось выполнить во всем этом математикам Академии наук, которые буквально перестроили некоторые области науки под требования машинной математики. Область автоматизации некоторых видов умственного труда – такова принципиальная, огромного значения новость, которую несут эти машины557.

В передовице «Правды» от 1 декабря 1958 года утверждалось, что «наибольший рост выпуска инженеров [из вузов в ближайшие годы] будет по специальностям химической технологии, автоматики, вычислительной техники, радиоэлектроники и другим отраслям новой техники»558.

Другая причина интереса к преподаванию математики состояла в необычной концентрации математиков в тогдашних советских научных и образовательных элитах. Во второй половине 1950-х математиками – и не рядовыми, а вполне значительными – были ректоры МГУ и ЛГУ – соответственно Иван Георгиевич Петровский и Александр Данилович Александров – и заместитель министра просвещения Алексей Иванович Маркушевич. Все они были избраны членами Академии наук до того, как заняли эти посты. Маркушевич был учеником Михаила Лаврентьева и, судя по всему, поддерживал с ним дружеские отношения. Евгений Иванович Афанасенко, министр просвещения РСФСР в 1956 – 1965 годах, был математиком по образованию – он закончил физико-математический факультет Ленинградского педагогического института.

Афанасенко (видимо, по совету Маркушевича) постоянно консультировался по вопросам реформирования советской образовательной системы с Михаилом Лаврентьевым. Так, в 1962 году Афанасенко написал ему письмо с просьбой найти в Сибирском отделении АН людей, которые бы написали новые учебники по физике для средней школы. Лаврентьев немедленно обратился с официальной просьбой к двум крупнейшим тогдашним математикам – Алексею Ляпунову и Сергею Соболеву – и к директору Новосибирского института ядерной физики Гершу Ицковичу Будкеру с просьбой посодействовать в написании учебника559.