Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики
Нам же с женой дали самое серьёзное задание - достать хлеб. Мы устроились в засаде у одной из булочных, по-местному 'пурни', и стали ждать машину с хлебом, которая должна была по 'секретным' сведениям подъехать вечером 31 декабря.
Наконец, показалась машина. Вот где спорт-то пригодился. Расталкивая голодных людей локтями, я как гиббон, вскарабкался в кузов и стал кидать большие 'бублики' хлеба (а только такой и выпускался то время в Тбилиси) Лиле. Та нанизывала этот хлеб на руку, отражая попытки отнять, или хотя бы куснуть дефицитное лакомство. Вся операция заняла секунды, иначе бы Лилю с хлебом растерзала толпа. Я выскочил из кузова и по головам спустился на землю. Об оплате за хлеб не шло и речи.
Редко такие приезды машин с хлебом оканчивались без летального исхода. Вот и на этот раз, как мы узнали позже, два пожилых человека были затоптаны насмерть в давке у машины.
Это в годы-то Хрущёвской 'оттепели', после победы в Великой Отечественной войне, после изобилия 1952-56 годов, погибнуть в давке за хлебом перед самым Новым Годом! Нет, всё-таки 'боюсь я данайцев, даже дары приносящих!', как говорил старик Лаокоон перед тем, как его с семьёй задушили два питона. Поэтому и голосую теперь за кого угодно, только не за коммунистов!
Чтож, встреча Нового 1964 Года прошла весело. Пили наиболее популярное в восточной Грузии вино 'Саперави', известное тем, что оно окрашивает в красный цвет даже стаканы. Виноград 'Саперави' в отличие от многих других сортов красного винограда, имеет окрашенную в красно-чёрный цвет мякоть. Ведь я не открою, наверное, секрета, если скажу, что не только розовое, но и многие сорта белого вина готовят из красного винограда. Но у тех сортов винограда только кожица - красная, а мякоть - белая или розовая.
Пили также чачу, приготовленную перегонкой из отжатого винограда - шкурок, косточек - сброженных без сахара. Ели салаты с вышеупомянутыми неприличными названиями, без которых не обходится ни один грузинский стол. Острый перечный вкус этим салатам придаёт особая 'дьявольская' смесь, жертвой которой я когда-то чуть ни стал.
Очищенные грецкие орехи перемалывают (хотя бы в мясорубке) с особым страшно горьким мелким перцем, похожим на черешню. По-болгарски он называется 'люта чушка', а по-грузински, как и обычный горький перец - 'цицаки'.
За день-два этот перец 'выдавливает' из орехов масло, как уверяют специалисты, 'своей горечью'. Так вот, это масло капают, буквально одну каплю на блюдо пхали или хули, чтобы эти блюда европеец уже точно не смог бы съесть. Грузины там, абхазы, испанцы, и особенно корейцы, ещё смогут есть такие горькие салаты, а жители 'культурных' стран с умеренным климатом - 'ни в жисть'!
Однажды я, по-ошибке, утром 'хватанул' глоток такого масла из стакана, приняв его за лимонад. Горло 'замкнулось' тут же, я задыхался, выпучив глаза. Хорошо, люди поняли, в чём дело, и залили мне в рот чачи - вода в таких случаях может только навредить.
Были хорошие кавказские тосты - за Новый Год, за присутствующих, за хозяев, за родителей, детей, братьев и сестёр, других более дальних родственников, за их друзей и их 'кетилеби' (буквально - 'хороших', видимо, приятелей или тех, кто им приятен, что ли).
В общем, доходили и до таких тостов, где буквально, признаются в вечной дружбе и любви к человеку, но при этом просят назвать своё имя, так как его просто ещё не знают.
Мои 'патентованные' тосты 'за любовь до брака, в браке, после брака, вместо брака, и за любовь к трём апельсинам!', а также 'за успех безнадёжного дела!' понятны не были, восприняты они были с настороженным молчанием, и только уже при расставании один из гостей, спросил меня:
- Зачэм пыт за дэло, катори безнадиожни?
На что я ему ответил в его же манере:
- А зачэм пыт за дэло, катори и бэз этого выгорит?
- Пачему выгарит, пажар, что ли?
Я кивнул, что действительно это тост про пожарных, захватил со стола, как старый еврей, 'кусок пирога для тёти Брони, которая не смогла прийти', и мы с женой уже под утро пошли домой.
Моя поездка в Тбилиси была примечательна вот этой встречей Нового Года, и ещё тем, что 15 сентября этого же года родился мой младший сын Леван. Его мама ещё намучается со мной, будучи беременной, об этом я отдельно расскажу.
Я ожидал, что мой сын станет учёным, спортсменом, писателем, поэтом, журналистом, художником или полицейским, наконец, повторит специальность кого-нибудь из родственников. Но если бы мне позволили назвать миллион специальностей, я бы назвал весь миллион, остановившись на специалисте по внеземным цивилизациям или переводчике с суахили, но не назвал бы его реальной специальности. А стал он:мастером по изготовлению бильярдных столов, этаким бильярдным Страдивари.
Но я, с моей дотошностью, всё-таки отыскал его предка, который занимался почти тем же. Это был мой прадедушка - отец моей бабушки - Георгий Гигаури, мебельный фабрикант, несостоявшийся 'поставщик его императорского высочества'. Тот самый, которого так подвёл князь Ольденбург, забраковав его огромную партию мебели. Возможно, среди этой мебели были и бильярдные столы:
В феврале я снова приехал в Москву и простился в кафе 'Огни Москвы' с Тамарой. А в конце апреля с двоюродным братом Димой поехал на празднование Пасхи в Рязань к родственникам. Это были родственники Марии Павловны - тёщи моего дяди, а следоватльно и наши.
Рассказываю про это путешествие, чтобы показать, как голодала в 1963 -1964 годах вся Россия, а не только Грузия, которую, может статься, Хрущёв хотел наказать, как родину Сталина. Но за что же было наказывать родину Есенина, да и всю Россию, за исключением, пожалуй, только Москвы?
Ничего не подозревая, мы с братом выехали в Рязань, не взяв с собой никаких припасов. Поселились в центральной гостинице и тут же познакомились с двумя девицами, тоже по их словам, приехавшими из Москвы на празднование Пасхи. Они остановились в номере этажом выше нас. Договорившись отметить встречу у нас в номере (чтобы не повторять московских ошибок с ресторанами и с игроками 'Динамо'), мы спустились в магазин, чтобы взять выпивку и закуску.
В пустых магазинах на нас посмотрели, как на провокаторов. Мы кинулись в гостиничный ресторан и смогли взять там лишь несколько бутылок залежалого ликёра 'Роза', несколько порций 'мяса кита тушёного' и несколько кусков хлеба нарезанного, ярко жёлтого цвета, крошившегося в руках.
И мы с девушками пили за знакомство липкий сладкий ликёр, заедали его пахнущим рыбой, несъедобным мясом кита (не путать с кетой!) и крошками жёлтого, похожего на кукурузную лепёшку, хлеба.
Мы быстро захмелели. Девушка брата (а мы сразу же их 'поделили' - он выбрал себе полную, я - худенькую, поинтеллигентней!), быстро 'свалилась', и мы её положили спать на софу. 'Моя' оказалась выносливее и 'злее'. Мы допили всё, что было, а затем она попросила меня проводить её наверх, в их 'девичий' номер. Чтобы, по её словам, не устраивать 'групповухи'. Я и проводил мою подругу наверх. Её, конечно, вело, но номер открыть мы сумели. Она едва добежала до кровати, кинулась в неё, и вдруг: похвасталась, чем пила-закусывала.
Признаюсь, что тогда я и сам был близок к этому. Я постоял над телом 'отрубившейся' девушки, несколько минут, соображая, исполнять ли мне свой мужской долг, или нет. Потом решил, что если бы мы только пили ликёр, я бы, пожалуй, этот долг исполнил бы. Но мясо кита, так напоминавшее старую говядину, притом пахнущую рыбой, живописными кусочками лежавшее на подушке в розовом ликёрном 'соусе', отбило у меня всякую мысль о сексе.
Я вышел из номера, и, не заперев двери, бегом спустился вниз. Хорошо, что дверь была не заперта, и я успел в туалет. Поэтому я ни перед кем не успел похвастаться своей трапезой. Дима спал на своей кровати, подружка его - на софе. Я растолкал её и попросил пройти наверх, присмотреть за товаркой, чтобы та не задохнулась.
Мы спали до вечера, а утром в субботу в канун Пасхи, собрались к родственникам. Перед уходом нас всё-таки навестили 'подружки' и попросили денег 'в долг'. Мы ответили, что-то вроде 'сами побираемся', и пошли встречать Пасху.
Вот так мы вели себя в Страстную пятницу! Ничего про всё это я больше не скажу и говорить не хочу. Но одну мысль всё-таки выскажу - такому народу (как мы с братом, разумеется, никого больше я не имею в виду!) - так и надо! Такую жизнь, такого Хрущёва, таких баб, такую выпивку и такую закуску! Кушайте, как говориться, на здоровье, и не жалуйтесь!
Противный Вася и приятная Таня
Между приездом из Тбилиси и поезкой на Пасху в Рязань, как я уже гворил, произошла размолвка между мной и Тамарой. Или, короче, я получил по заслугам и опять остался 'холостым'. И, как я предполагал, наступило время заняться Таней - женой моего друга Володи.
Но на этом пути мне встретились два обстоятельства - хорошее и плохое. За время моего пребывания в Тбилиси Таня, как и преполагалось, развелась с мужем - это хорошо. Володя так и жил у Ани и в общежити не появлялся.