Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

Между приездом из Тбилиси и поезкой на Пасху в Рязань, как я уже гворил, произошла размолвка между мной и Тамарой. Или, короче, я получил по заслугам и опять остался 'холостым'. И, как я предполагал, наступило время заняться Таней - женой моего друга Володи.

Но на этом пути мне встретились два обстоятельства - хорошее и плохое. За время моего пребывания в Тбилиси Таня, как и преполагалось, развелась с мужем - это хорошо. Володя так и жил у Ани и в общежити не появлялся.

А плохо то, что 'свято место пусто не бывает' - у Тани завёлся ухажёр из числа 'салажат' - аспирантов нового призыва - некто Уткин. Он жил в комнате с Васей Жижкиным - инженером-исследователем с математическим уклоном, человеком очень высокомерным, моим вечным оппонентом. Мы с Жижкиным сходились только в одном - оба были не дураки выпить. Но в остальном - сплошной антагонизм.

Вася был худ, немощен, хотя и задирист. Он ещё тогда терпеть не мог лиц кавказских национальностей, к которым причислял и меня. Ну, а лично меня он ненавидел не только из-за этого. Причины были, и о них я ещё расскажу. Вот из-за этой-то ненависти, он, этот Кощей-Вася, заметив, что я неравнодушен к Тане, а она ко мне, надумал опередить меня. Он успел познакомить Таню со своим 'сожителем' по комнате Уткиным (имя его я позабыл). Лично он сам не стал на моём пути, так как вероятность успеха была близка к нулю. Дамы его не жаловали из-за непонятности его разговоров с математической терминологией, 'теловычитания', и неимоверной заносчивости.

Когда у меня появилась штанга, я, как и всем, предложил Васе поспорить со мной с хорошей форой в его пользу. Но тот отказался, мотивируя тем, что только тупые и умственно отсталые люди могут поднимать тяжести. А умные, дескать, занимаются соответствующими видами спорта, например, шахматами. У Васи был первый разряд по шахматам, а я не знал даже, да и сейчас не знаю названия фигур. Но в детстве мне как фокус кто-то показал так называемый 'детский мат', и я решил попытать счастья в споре с Васей.

Вынесли шахматы, поставили на стол для глажки. Я, как неопытный, вытребовал себе право играть белыми. Мы стали расставлять фигуры, причём я механически повторял все действия Васи. Получилось, что короли у нас стояли по одной линии - видимо, так правильно. Я, помня, чему меня учили в детстве, сыграл: первый ход - обычный: пешка е2-е4. Жижкин - как и положено разрядникам, сыграл тоже королевской пешкой. Затем я вторым ходом выдвинул офицера или слона (не знаю, как он там правильно называется!) на с4. Жижкин выдвинул своего коня. Третьим ходом я выдвинул королеву (или ферзя) на h5. Вася задумался и почему-то выдвинул подальше своего правого офицера (или слона). Я заранее торжествовал - Вася был обречён, но пока не понимал этого.

- Вася, - вкрадчиво спросил я, - а что я тебе буду должен, если проиграю?

- У нас тариф единый - бутылка! - не задумываясь, выпалил Вася.

- Тогда беги за бутылкой - ты проиграл! - громовым голосом провозгласил я и поразил ферзём (или королевой) его пешку f7, - мат тебе, Вася! Детский мат от тупого силовика, кавказца, первый раз взявшего в руки шахматы! Если не веришь, что тебе мат, я могу доказать это словесным матом, - скаламбурил я.

Среди болельщиков стоял гомерический хохот. Жижкин сидел в шоке - он мог 'убить' моего ферзя королём, но становился под удар офицера! Такую досаду и ярость я видел у него впервые. Он побледнел и чуть не кинулся на меня с кулаками.

- Вася, что я вижу, - с удивлением спросил я, - ты собираешься бить тупого силовика? И при этом надеешься, что ты не рассмешишь публику?

- Гони трояк! - загудели болельщики.

Жижкин забежал в свою комнату, выбросил оттуда скомканный трояк и тут же захлопнул дверь. Перворазряднику - и так попасться на детский мат!

Кто-то из болельщиков сбегал за бутылкой, и мы пили её прямо на столе для глажки, выкрикивая оскорбления в адрес проигравшего, даже пинали его дверь ногами. Вдруг дверь рывком распахнулась и показался Жижикин. На нём не было лица, и на том чего не было, блестели слёзы ярости.

- Реванш, я требую реванша! - орал он срывающимся голосом.

- Во-первых, после детского мата реванша не бывает - это навсегда - посмотри правила. Во-вторых, потренируйся в шашки, а шахматы даже в руки не бери! Чмур позорный! - шикнул на него я, и Жижкин пропал.

Прошло время, Жижкин успокоился и уже не требовал реванша. Но, тем не менее, постоянно говорил о превосходстве математики над другими науками.

А как раз в то время - что-то с ранней весны 1964 года - на первом этаже нашей 'Пожарки' стали устанавливать большую вычислительную машину для ЦНИИС. Так как она должна была излучать сильное электромагнитное поле, от которого на втором этаже даже ножи вставали 'дыбом', то аспирантов до конца года должны были переселить в другие общежития, а старым и семейным - дать комнаты в квартирах.

Так вот, уже зная о том, что машина может 'в лоб' решать самые сложные дифференциальные уравнения, я возражал Жижкину, что с появлением машин кончается время 'чистых' математиков, и их место займут прграммисты и операторы.

Но он всё же настаивал на преимуществах математического ума и подкидывал нам 'технарям' задачки из 'Живой математики' Перельмана, которые я тут же решал, изучив в детстве эту книгу почти наизусть. И тогда я сам решил 'подкинуть' Васе на спор математическую игру, которую узнал от массовика-затейника в санатории в Новом Афоне ещё в 1948 году.

Играют двое - один называет цифру, другой прибавляет к ней число от единицы до десяти и называет готовую сумму, затем это же делает первый и т.д. Тот, кто первым назовёт цифру 100 - выигрывает. Казалось бы - игра примитивная, да, оказалось, не совсем.

Вася смекнул, что эта игра как раз для него, и согласился. Собрались вечерком на кухне, поспорили на бутылку. По трояку взяли с нас предварительно, чтобы потом вернуть выигравшему. Начали играть пока для ознакомления. Жижкин назвал число - 37; я говорю следующее - 45, и практически выигрываю, так как что бы ни прибавлял Жижкин к этому числу (от 1 до 10!), следующим я назову только 56, и т.д. - 67, 78, 89 - т.е. такую 'магическую цифру', где второе число было бы больше первого на единицу. А после 89 соперник мог назвать только число от 90 до 99 - и в любом случае я называю 100. Вася вынес из комнаты листок бумаги и быстро составил последовательность от обратного - 89, 78, 67 : и так до 12. Следовательно, кто первым назовёт 12, тот и выиграл. Он ещё раз проверил свои выкладки и смело сказал мне: - Начинай, но чтобы первое число было меньше десяти! - Вася боялся, что я сразу назову 'магическую цифру'.

- Но такого в условии не было! - деланно возмутился я.

- А тогда я спорить не буду! - твёрдо стоял на своём Вася, заглядывая в свою шпаргалку.

- Тогда спор на две бутылки! - потребовал я, поддерживаемый болельщиками.

- А хоть на сколько! - хвастливо заявил Вася, - всё равно побежишь в магазин ты. Я понял алгоритм твоей примитивной задачки!

- Тогда слушайте все, - значительно произнёс я, - я называю цифру - 'единица'!

Жижкин взглянул на свой лист и стал что-то лихорадочно вычислять. Потом густо покраснел и неуверенно сказал:

- Единицу - нельзя!

- Почему? - возмутились все, - разве это больше десяти?

Жижкин швырнул в нас карандашом, скомкал бумажку, и, обозвав всех тупарями, чуть не плача забежал к себе в комнату, заперев за собой дверь.

Народ явно не понимал в чём дело. Я подобрал бумажку, брошенную Васей, и прочёл по ней весь ряд чисел, которые надо было говорить: 89, 78, 67 и т.д. - до 12. То есть, каждое последнее число было меньше предыдущего на 11. А последнее число - 1, он проставить не догадался. Но если я назвал единицу, то, что бы ни прибавлял Жижкин, следующей я назову 12, и пошло-поехало до 100. Вот он и рассвирепел на свою же детскую ошибку.

Мы стали трясти дверь и требовать: 'Васька, математик херов, давай вторую трёшку, а то дверь высадим! Ты же народу обещал!'

Вася подсунул под дверь вторую трёшку, но пить с нами - 'тупарями' - отказался. Нам же лучше - больше останется! Естественно Жижкин возненавидел меня всеми фибрами своей математической души и назло мне познакомил Таню со своим соседом Уткиным.

Уткин был полным невысоким парнем в очках, типичным школьным отличником, даже стриженым под 'полубокс'. Он по вечерам заходил в гости к Тане 'на чай', причём действительно на чай, выпивкой там и не пахло.

Я 'подловил' Таню на кухне и завёл разговор - 'про это, да про то'. Она призналась, что Уткин - для неё как подружка, 'толку' от него нет, только время тянет. Я всё понял и пообещал зайти в гости вечером.

Сказано - сделано, часов в 10 вечера, когда сын Тани Игорёк должен был уже спать, я положил в портфель бутылку модного тогда портвейна '777', свой огромный чёрный пистолет и постучал к Тане. Дверь была не заперта, и я вошёл. Таня с Уткиным сидели за столом и пили чай вприкуску. Я присел за стол со стороны Тани и поставил бутылку.

- Мы не пьём! - серьёзно сказал Уткин и насупился.