Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Закраплены окна геранью,
Разбита и склеена чаша,
Я вышла на росстань страданий —
На проводы листьев опавших,
Где солнца малиновый гелий
В осиновой кроется сакле,
Где осени винное тело
В садах иссякает по капле.
И нет ни огня, ни сиянья
В усопших глазницах палитры —
Лишь дерева ветхое знамя,
И листьев сухие молитвы.

Упало яблоко
В саду соседнем,
Летело облако
Листом осенним,
И, как бездомные,
Лежат, без панцирей,
Орехи тёмные
В холодном карцере.

Эта бабочка в парке летает
Кареглазой осенней вдовой,
То взметнётся, то вниз опадает,
Как дыханья чахоточный сбой.

В тёмной роще ободраны стены,
Заколочены окна осин,
А она – Афродитой из пены —
Восстаёт, выбиваясь из сил.

Есть пора забытых декораций,
Отыгравших паденья спектакль,
Вот – Овидий, Лукреций, Гораций,
Вот – озябший кленовый пентакль.

Оголённые ветви, как спицы,
Ворох листьев – разрушился дом,
Но дельфийской парит танцовщицей
Эта бабочка в парке пустом.

Догорала свеча, обливаясь слезами.
За окном занимался тревожный рассвет.
Жизнь моя приближалась к обыденной драме
За порогом судьбою отпущенных лет.
В этих гиблых местах, где за дальние дали
Убегают разливы бескрайних болот,
В недостроенном домике мы коротали
Вместе несколько дней для души каждый год.
Улыбалась нам утром высокая ёлка,
И шумели берёзы, послушны ветрам,
И растерянный флюгер вертелся без толку,
То ли ветру служа, то ли преданный нам...

Прокралась в душу горечь, точно дым,
Что от костра сырого гонит ветер:
Я был совсем недавно молодым —
И вот уже рассыпал звёзды вечер.
И тот восторг, что порождал беспечность,
Броженье сил и верных ритмов звон
Так окрылял меня, что к слову вечность
Образовался отчужденья фон.
Я знал о нём, но гнал в иные дали,
В далёкие от жизни времена,
И получал приятностей медали
И даже наслаждений ордена.
Но вдруг невдалеке сплошной стеной
Остановилось прошлое за мной.
Куда, увы, ушла моя беспечность?
Я здесь ещё, но где-то рядом – вечность.

Журавли, журавли, как вы стали пугливы,
Устремляя всё выше полёт в небеса!
Вы летите туда, где кончаются нивы,
Где внизу тонет в дымке озёр бирюза.
Отыскать бы вам край, где непуганый ветер
Над болотистой речкой склонил камыши,
Где от шёлковых трав, самых пряных на свете,
Разливается вера, что в них – ни души.
Вы летите домой, разглашая секреты
То тревожным, то радостным криком своим.
Жаль, что любят вас, птицы, не только поэты,
Но и те, в чьих руках порох ружей и дым.

На берега речонки этой узкой
Я приходил ловить больших стрекоз,
И здесь, в конце земли великорусской,
В таёжных дебрях незаметно рос.

Покачивались нежные кувшинки,
Багульник цвёл, благоухал жасмин,
И махаоны крылышки и спинки
На солнце грели в поймах луговин.

Я жил в шатрах, питался виноградом,
Спал в шалаше на травах и цветах,
Орешников колючие парады
Я принимал на солнечных местах.

Со мной дружили кедры вековые,
Лимонник для меня в чащобах зрел...
Я, Маугли, открывший мир впервые,
Другой любви не знал и не хотел.

Он был Шекспир, но кто об этом знал,
Когда вокруг все короли да пэры?
Его пирожник сэром обозвал,
И целый день смеялись кавалеры.
Хохочет зал: – Двенадцатая ночь!
Весь двор ты уморить сумел, писака!
Король – и тот смеяться был не прочь,
А принц от смеха, право, чуть не плакал!
А он им в лица: быть или не быть?
Вот в чём вопрос в подходе к миру строгом.
Принц датский Гамлет им сумел открыть,
Что все равны судьбою перед Богом.
Бросая в ложи беспощадный слог,
Разящий души точно арбалетом,
Он показал им, чем играет рок
На грани между тем и этим светом.
Любить до смерти, ревновать сильней
Всего того, что в этой жизни ценишь,
Отдать корону и богатство с ней
Тому, кто недостоин даже тени.
Неслышным шагом ходит в мире зло,
Змеиным ядом отравляя души,
И никому ещё не повезло
Лихую асимметрию нарушить.
И пусть не раз менялся этот мир,
Дают законы те же результаты.
Он был пророк великий и глашатай,
Он среди нас. Его зовут Шекспир.

Над Россией плачут журавли,
Улетая в утренние дали.
А я живу давно один вдали
Одиноким журавлём без стаи.

Я давно не слышал майских гроз
И соскучился по зимам вьюжным.
Променял я кружева берёз
На чужбину, пальмы, берег южный.

А во сне брожу я по лесам,
Где отсеялись дождями тучи,
И тоскую по родным местам,
По ольхе, по ивушке плакучей.

По росистым в васильках полям,
По размытым ливнями дорогам,
По разливам рек и по церквам,
И по русским деревням убогим.

Солнце обжигает плечи мне,
Словно негодуя на чужого.
Нет прохлады и в морской волне,
Мне б побыть у ручейка лесного.

И когда я слышу журавлей,
Высоко летящих в поднебесье,
Замирает всё в душе моей
От печальной журавлиной песни…

Над Россией плачут журавли.

Придёшь из утреннего завтра —
под током вздрогнут провода,
как выход в космос астронавта,
как в Пасху талая вода.

Струитесь, чувства, буйствуй, разум!
Не за горой девятый вал.
Едва тебя увидел, сразу
своей любимою назвал.

И разглядел в твоём обличье
весны безветренную синь.
И вдруг услышал пенье птичье
за дрожью мартовских осин.

Пусть ветру море по колено,
земле по пояс небосклон.
Я доверяю сокровенно
тебе и явь мою и сон.

Побежали белые пожары
по садам окрестных деревень.
Яблони – ленивые кошары,
и у вишни грива набекрень.

Косолапый гром рвёт в клочья тучи.
Нет конца и края небесам.
И ручьи, ручьи по скользким кручам —
дождь течёт у ветра по усам.
Не пройдут пожары стороною.
То молюсь, то плачу, то пою.
Опалённый ранней сединою,
провожаю молодость свою.

На пороге беззубого дома – трава.
Там за пазухой запертой двери – топор.
Золотая с небес не слетит голова.
Куст калины как пьяный упал под забор.

Над рубиновым зонтиком клёна в тени
лижет мох огрубевшую холку конька.
Остроклювый колодец все ночи и дни
смотрит в сторону сада, где возле пенька

две дорожки сливаются нежно в одну
и, не чувствуя больше земли под собой,
мимо дома – как будто в другую страну —
убегают, петляя, в туман голубой.

Тихо осыпалась роща.
Крикнет сова вдалеке.
Плачущей осени росчерк —
дождь на реке.

Ветер вздохнёт и остудит
пыл серебристых ракит.
Времени нет, и не будет.
Утка летит …
Берег – теченью основа,
Руслу…
Судьбе вопреки
жизнь начинается снова
с красной строки.

Меняют кожу миражи.
Судьба нетороплива.
Стихами правду расскажи
мне, ветреная ива.

Завесь туманом слов глаза.
Стели дорогу в ноги.
Пусть запятые – тормоза —
скрипят под ритм убогий.

С испугу жизни колея
окажется в кювете.
Мои стихи спасут меня
на том и этом свете.

Во тьме ночной, при свете дня,
я вспомню строки эти.
Мои стихи прочтут меня
на том и этом свете.

До дыр зачитан, мне – ужу —
плясать на сковородке.
Стихами правду расскажу
до красной пены в глотке.

Я рисую Дракона,
живого царя Поднебесной.
Из багровых и алых клубящихся огненных туч
Проявляется лик, чтобы сделаться в меру телесным:
Я светящейся краски добавила в солнечный луч.

Он глядит свысока,
но уздечка наброшена ловко.
И, послушным скотом обрекая ходить по земле,
Я рисую Дракона, но снова и снова верёвка
Перекрученным нервом теряется где-то во мгле.

Я его приручу!
Ипостасью природы нетленной,
Ничего не даря, ничего не имея взамен,
Я постигну Дракона – предвечную тайну Вселенной:
Он смеётся над формой и жаждет любых перемен!

Я рисую Дракона.
Но взмыл он с ликующим криком,
Вольный царь Поднебесной, ушёл... Никого не щадя,
Заметалась гроза, и на небе, от вечности диком,
Словно струны, запели косые полоски дождя.

В ярко красной короне,
с жемчужиной в огненной речке,
Он явил мне себя – и уплыл в первозданную мглу…
И остались в руке лишь обрывок волшебной уздечки
Да рисунок, где небо и облако в правом углу.